Совсем плохо стало, когда мама начала продавать его игрушки.
– Вот, смотрите, – говорила она, вынося из комнаты коробку. – Совершенно новые солдатики! Вашему мальчику очень понравится!
Дородная дама с ярко-алыми губами кривила рот, брезгливо ворошила рукой его богатство.
– Какие ж они новые, – цедила она недовольно, – вон, краска облупилась совсем. Поди, ваш малец заиграл их до невозможности, а теперь девать некуда…
– Они были в бою! – встревал он возмущенно, и тогда мама дергала его за руку.
Он смирился с тем, что с некоторыми игрушками придется расстаться, но не мог стерпеть пренебрежительного отношения к его бравому войску, вместе с ним побывавшему в таком количестве переделок.
– Возьму, пожалуй, – наконец решила дама, закрывая коробку и деловито перемещая ее под мышку. – Только, конечно, не как новых.
Она сунула маме смятые бумажки и вышла, не попрощавшись. Он стоял на пороге комнаты и смотрел, как мать медленно, бережно разглаживает деньги, беззвучно шевеля губами. В такие минуты ему хотелось плакать и злиться одновременно. Почему, ну почему отец не вернулся?
Мальчик знал, что такое война. Отец сам рассказывал о ней, показывал старый, потемневший от времени пистолет. И это он купил ему первых солдатиков. Отец вообще любил покупать мальчику игрушки.
Плюшевый щенок спал с ним целых три года, пока не ушел на той неделе вместе с какой-то совсем маленькой девочкой. Мальчик утешал себя мыслью, что он совсем вырос, а маленьким детям тоже нужны собаки.
Забавная марионетка, привезенная отцом из какой-то дальней поездки, тоже покинула его. Она так смешно позвякивала своими колокольчиками, неуверенно (управлять такой куклой – целая наука) шагая по полу и сильно кренясь налево. Размалеванное лицо, казалось, смеялось в такт каждому шагу. Она так и ушла, позвякивая и смеясь, вниз по лестнице, управляемая куда более опытными, старческими руками.
Огромный неповоротливый крейсер уплыл в неизведанные дали с молодым мужчиной и беременной девушкой. Они были приятными, улыбались и очень благодарили маму за что-то. Мальчик не очень жалел свой корабль – ему понравилась та девушка, и было приятно, что ей так приглянулась его игрушка. Она прижала ее к своему большому круглому животу и сказала, что ее сын наверняка будет знатным моряком.
Мама плакала каждый раз, когда за незнакомыми людьми закрывалась дверь. Она бессильно оседала на маленькую табуретку у входа и тихо всхлипывала, то и дело поднося руку к глазам.
Он утешал ее. Мальчик считал, что мужчина должен утешать плачущую женщину, даже если этот мужчина только что лишился своих самых больших драгоценностей.
– Если бы твой отец только вернулся, – плакала мама, – если бы он только вернулся…
Но он не возвращался. Уже вернулись все отцы, про которых знал мальчик. Вернулся сосед снизу – поседевший, будто спустившийся с гор; вернулся один из двух братьев, живущих в конце улицы; вернулся отец его лучшего друга, с черной нашлепкой на глазу, делавшую его так похожим на пирата…Все они в разное время открыли ключами собственные двери, и их матери, дети и жены бросились им на шею. Только им двоим не к кому было кинуться.
Мать всхлипнула, убирая деньги в карман. Повернулась к мальчику, и, силясь улыбнуться, проговорила:
– Ну вот. Теперь мы сможем поесть горячего. Целых два дня, представляешь?
Он кивнул, с трудом растягивая улыбку на губах. В его комнатке еще оставались игрушки. А вот комната матери была совсем пустой.
Только через день им выпадало что-то, помимо хлеба и воды. Овощная похлебка, которую мама называла “горячим”, была настоящим пиром.
Мальчик был немного рад: последние дни у него от голода то и дело болел живот. Он никогда не жаловался, чувствуя, что это еще больше расстроит маму, и та начнет уступать ему свою порцию еды. А ведь мама едва стояла на ногах с тех пор, как закрыли магазин, в котором она работала.
Он ушел в свою комнату и лег на кровать, безучастно скользнув взглядом по полкам. Большой мягкий медведь со шкафа подмигнул мальчику, но тот не ответил. Что толку привязываться к своим друзьям, если скоро они его покинут.
На нижней полке выстроился с десяток книжек. Мама сказала, что их она хочет сохранить во что бы то ни стало. К ним можно привязываться. К ним мальчик был привязан.
Он любил читать, и, бывало, отец приносил откуда-то толстенные книги, полные красочных историй про пиратов, драконов, приключения и волшебство. Мальчик жадно читал страницу за страницей, после чего отец уносил книгу обратно – как он говорил, “нужно дать почитать другим”. Позже мальчик узнал про библиотеки. Он бы и сейчас с удовольствием ходил бы в них, но читательский билет стоил денег. Денег не было.
Взгляд его наткнулся на пустое место на полке. Раньше там стояла коробка с солдатиками. Мальчик убедился, что дверь в комнату закрыта, после чего неслышно залился слезами. Среди солдатиков был и его отец – самый бравый, самый боевой воин. Правда, у него от количества сражений отвалилась нога, но это его ничуть не портило. Отец очень смеялся, когда узнал, что это – он.
– Говоришь, вот этот, одноногий? – он приподнимал солдатика на уровень глаз, и тот грозно наставлял на него пистолет. – Похож, похож! Надеюсь, он никогда не бежал с поля боя?
– Никогда! – клялся мальчик. – Он самый храбрый!
Отец удовлетворенно кивал и возвращал фигурку сыну.
Сейчас у мальчика не было ни настоящего отца, ни отца-солдатика. Только тонкий запах сладковатых духов той накрашенной женщины. Этот настойчивый, настырный, неприятный аромат просочился даже в его комнату из коридора – настолько въедливым он оказался. А что, если…
Мальчик сел на кровати, враз забыв про слезы. А что, если выследить эту женщину и отнять у нее коробку? Ну, хотя бы одного, того солдатика?
Он торопливо соскочил на пол, глубоко втянул воздух. Запах, от которого мальчик мечтал избавиться всего секунду назад, стал самым важным на свете. Обуваясь на ходу, он выскочил в коридор и хлопнул входной дверью.
Запах сохранился и на лестнице. Принюхиваясь изо всех сил, мальчик кубарем скатился вниз и выскочил на улицу. Посмотрел направо, налево...
Вон она! Далеко-далеко, едва различимо, маячила полная фигура с зажатой под мышкой коробкой. Мальчик заметил ее вовремя – еще секунда, и та бы скрылась в переулке.
Задыхаясь от волнения, он припустил следом. Женщина свернула на соседнюю улицу, но мальчик успел заметить, куда именно. Мысль о том, что она может повернуть еще раз и навсегда затеряться, прибавила ему сил. Он домчал до поворота и нырнул налево, едва не упав от возбуждения и скорости.
Она была совсем рядом, и мальчик не выдержал.
– Стойте! Эй, стойте!
Она недоуменно обернулась, вновь скривив свои алые губы. Плотно зажатая коробка дернулась, будто солдатики, услышав его голос, закопошились, требуя выпустить их наружу.
Он подбежал, запыхавшись настолько, что едва мог произносить слова:
– Там...там...там мой папа…
Он согнулся, упираясь руками в колени. Живот снова начинал болеть. Женщина недоуменно изогнула ухоженную бровь:
– Чего? Какой еще папа? Где, в коробке?
Он молча кивнул, силясь восстановить дыхание. Только сейчас мальчик понял, какой глупой была идея. Женщина знала его в лицо и, конечно же, опознала бы, напади он на нее и отними коробку. Он бы только добавил проблем себе и маме.
– Ишь какой, – фыркнула она, разворачиваясь к мальчику. – А мамы там твоей нет? Учись быть взрослым, малец. Это больше не твои игрушки, придумай себе другого папу.
Фраза будто хлестнула его по лицу. Он отшатнулся, выпрямился, в гневе сжимая кулаки:
– Другого папу?
Она попятилась от сумасшедшего мальчика, и тот бросился на нее. Два метра, один...он нацелился на коробку – он выбьет ее, выхватит и убежит, и будь, что будет!
Как вдруг сильные руки перехватили его в сантиметре от женщины.
– Ну, ну, – раздался густой, пропахший табаком голос. – Ты что это творишь?
Он извернулся в руках, собираясь ударить ногой схватившего его незнакомца, укусить и вырваться…
И замер, глядя в лицо мужчины. В глаза, которые так похожи на его собственные.
– Отца родного не узнал! – смеясь, воскликнул тот. – Нет, вы поглядите!
Он крепко прижал к себе мальчика, и тот зарылся лицом в колючую, незнакомую ткань, так остро пахнущую каким-то дымом и железом.
– Я...я… – глухо простонал он в шинель отца. – Я хотел забрать своего солдатика…который как ты...помнишь?
– А как же, – легко согласился отец. – Пророческий твой солдатик оказался, гляди.
Он отпустил мальчика и отступил на шаг. С сухим стуком деревяшки, которая заменяла левую ногу.
– Потерзали меня, брат, – подмигнул он мальчику. – Теперь уж я не такой быстрый. Видишь, сколько до дома добирался.
Он повернулся к ошарашенной женщине, все еще сжимающей в руках коробку.
– Мадам, – учтиво обратился к ней отец. – Позвольте, мы заберем своих солдатиков.
Она наконец отмерла, покрепче вцепилась в свое приобретение.
– Вот еще! – запальчиво выкрикнула она. – Его мать мне их продала!
Легкая тень пробежала по лицу отца. Он бросил взгляд на мальчика, на его худое, изможденное лицо и одежду не по размеру, на истрепанные ботинки и заплаты на штанах.
– Она погорячилась, – чуть хрипловато сообщил отец, доставая бумажник. – Будьте любезны, примите обратно ваши деньги. Сколько там было?
Обратно, к дому, они шли медленно, но триумфаторами. Отец крепко держал за руку мальчика, а тот второй рукой прижимал к себе коробку с солдатиками и их славным одноногим командиром.
