Здравствуй, братишка. Как тебе небеса? У меня вместо ярких красок — черная полоса; я давно не смею правде взглянуть в глаза; зеркала занавешены — у нас одно на двоих лицо, и мне больно его смотреть. Брат мой, давно меня некому здесь согреть.
Давно не подставит никто мне свое плечо.
Фред, расскажи мне, что значит эта смерть?
Брат, мне так больно и горячо, словно по мне полоснули самим мечом; словно не выдержу горечь своих потерь. Мне так хочется точно знать, что однажды моя распахнется дверь, ты войдешь — все еще живой; что твой яркий смех снова будет мне здесь звучать. Но увы, я один — с опустелой, немой душой, ты мне дальше, чем недруг и чем чужой, и никогда не покажет твоих следов этот талый снег.
Я не выйду тебя встречать.
Братец, милый, ты мне — дороже всех.
Я кляну себя, что не смог, не спас, не закрыл собой, когда дьявольский отблеск зла на тебя летел; когда исказилось болью твое лицо, и смешинки застыли у края губ. Брат, мне казалось, что ты — игра, что через миг откроешь свои глаза и протянешь руку. Я смотрел, не веря, и душа моя заполнялась горечью и свинцом. Ты должен был выжить, чтобы со мной отмечать победу, чтобы острить, улыбаться…
Я жалею, что уцелел.
Фред, я не верю, что наших не будет встреч, что я обречен здесь тянуть бесконечно дни; что никогда не зажгутся в небе наши радужные огни; что я обязан здесь молча ждать и память послушно твою хранить.
Брат, мы столько с тобой добра раздарили миру.
А он, предатель, не смог тебя уберечь.