Говорят, Николай ушёл-таки от жены,
Наплевал на пятнадцать прожитых вместе лет.
Захотел ощущений острых и новизны
И нашёл - молодую и острую, как стилет.
Говорят, что она вцепилась в него клещом
И таскалась за ним повсюду, и смех и грех.
Говорят, такое было потом ещё,
Что об этом никак нельзя говорить при всех.
Говорят, окрутила, опутала, слишком прост.
Где берут они этих бессовестных потаскух...
Он глядит, как она с утра собирает хвост,
Обнимает за плечи, едва переводит дух.
----------------------------------—
Говорят, что Петровы сошлись после года врозь,
А когда разводились - стоял коромыслом дым.
Говорят, что скандалили, каждый делили гвоздь,
Что Петров стал неразговорчивым и худым.
Говорят, что она пустилась в загул тогда ,
Добавляя в костёр то спирта, а то огня.
Он, конечно, тряпка и подкаблучник, и тра-та-та,
Раз он может её, такую, назад принять.
Говорят, что ребёнка ждут, только вот едва ль
Он уверен, что он отец, а не кто другой...
Он всё время смеётся, она принимается целовать,
Если вдруг вспоминает тот злополучный год.
----------------------------------—
Говорят, что мы врём, всё сгорело и отжило,
Всё - инерция только и крепость нервов, в подушку вой.
Говорят, мне с тобою немыслимо тяжело,
Даже, знаешь, качают сочувственно головой.
Говорят, что стихи мои о тебе - это пыль в глаза,
Бестолковые мантры, попытка бегства, дешёвый трюк.
Что ещё немного и просочится туда бизань,
Кандалы и верёвка на рее, и душный трюм.
И что песня не обнимающихся во сне
Раз не спета ещё, то однозначно обречена...
Так тебе лежится спиною к моей спине.
И такая вокруг счастливая тишина.