Все пишут заграничные стихи.
Я тоже мог бы себе это позволить.
У меня бывало почище вашего.
Скажем, так:
Накручиваем
Виражи черногорского серпантина
В полугрузовичке по кличке Микси.
Ночь.
В кузове акулы.
Надо следить, чтоб они не подохли.
Вы cкажете: «Акулы экзотичны,
Но в них нет предмета поэзии».
Позволю себе с этим не согласиться.
Молоденькие акулки весьма милы.
Что ж, и в серпантине нет предмета поэзии?
Если так, то вам просто неведом Звонко,
Которому всё нипочем, ибо он успел побывать
Не только черногорским партизаном,
Но и черногорским министром культуры.
Звонко,
Особенно когда ему ударит в голову
Дивный шум черногорского ливня (шутка),
Несколько переоценивает свои шоферские возможности.
И я у смерти на краю
Та-та та-та и жизнь свою
Измерил взглядом отстранённым.
И в ней та-та та-та вполне,
Как в чёрной пропасти на дне,
И т. д.
Полуволчок по кличке Микси
Вынесло не к той обочине,
Где твердь срывается к уровню моря,
А к той,
Что устремляется к уровню неба.
В этом была большая везуха и, уверяю вас,
Большой предмет поэзии.
Честно говоря, случалось и кое-что поинтересней,
Но про это лучше помалкивать.
1977
