В рассветном тумане стоят острова;
Скрывается море за серою далью;
Несет к нему гордые воды Нева,
Сверкая то чернью, то жидкою сталью.
Как сторож суровый и верный, гранит
Красавицу реку безмолвно хранит;
И только с далекого моря, свободный,
Бушует и рвет ее ветер холодный.
Всё мрачные, серые всюду тона;
Блестящая звездами ночь — холодна,
Деревья шумят своей темной листвою
С какою-то тайной тоской роковою,
А длинные, черные крылья теней
От звездного света черней и страшней.
Не спит еще город, — и мчатся коляски,
Спеша уносить за четою чету.
Смех, говор, слова беззастенчивой ласки
Звучат в этот утренний час на мосту.
Усталые лица… небрежные позы…
Пресыщенность поздних ночных кутежей…
А рядом вдруг — голос:
— «Душистые розы!
Вот розы! Вы роз не найдете свежей!..»
То жалкий бедняк, озираясь с опаской,
Тревожно и долго бежит за коляской,
Стремясь обогнать поворот колеса;
Охрип, весь оборван, прикрыт еле-еле,
Лохмотья на тощем, продрогнувшем теле,
В глазах — выраженье голодного пса;
А в грязных руках его свежие розы,
С улыбкой своей бессознательной грезы!..
Не в пышных садах благодатной земли
Италии светлой те розы цвели,
Не роскоши дерзкой нероновских оргий
Они в упоенье венчали восторги:
На Севере бледном взрастали цветы.
В позорных и пестрых притонах разгула
Мгновеньем их юная свежесть мелькнула…
Там к стройным ногам покупной красоты
Несла их толпа раболепною данью,
Покорна греха и позора созданью.
Свое отыграли — и брошены прочь.
Бедняк подобрал их под страхом угрозы,
И так простоит он до утра всю ночь.
Взывая напрасно:
— «Душистые розы!
Купите, вот розы, вот свежие розы!..»
Я помню, я где-то преданье прочла:
«В Тюрингии дальней графиня жила,
Как ангел прекрасна, добра и светла;
Небесная кротость! Само состраданье!..
Судьба наградила святое созданье
Супругом, подобным исчадию зла.
Однажды графиня, — гласило преданье, —
Несчастным голодным несла подаянье
Тайком от жестокого графа, как вдруг —
О ужас — ей встретился грозный супруг!
— Что вижу? Нарушив мои запрещенья,
Ты снова подачку несешь беднякам?
Скорей покажи мне, что прячешь ты там?
И если то хлеб, так не будет прощенья:
Своею свободой поплатишься ты!
— Цветы! — прошептала бедняжка в смущенье…
— Давай-ка… взгляну я на эти цветы! —
И что же? Увидел господь ее слезы
И хлеб превратил он в душистые розы».
Всевышний, на трудном житейском пути
Когда-то помогший прекрасной графине,
Скорей сотвори ж свое чудо и ныне,
И розы те в хлеб бедняку преврати!
