Пароконная телега так резко и со скрипом переваливалась на ухабах, что, казалось, вот-вот полопаются деревянные спицы и выпадут из разбитых гнёзд рассохшихся ступиц колёс. Наконец-то выползли из этой, казалось, бесконечной, изъеденной глубокими ручьями, словно морщинами, ложбины и, поднявшись на перевал, увидели конечный пункт своего длительного путешествия. На другом берегу небольшой извилистой речушки, протекающей по согре, показалась деревенька в две улицы, в которой родился Вовка, из которой начались его странствия по миру и в которую вновь возвращался наш герой со всем своим семейством и их небогатым скарбом. А семейство их состояло из шести человек: отец - Иван Юльевич, мать Дарья Павловна и четверых детей. Старшей - красавице Валентине, исполнилось к этому времени пятнадцать лет, Николаю - двенадцать, Анатолию - девять, а Вовке только шесть. Главе семейства в этом году перевалило за шестьдесят семь лет, но выглядел всего на сорок - такой суховатый, выше среднего роста, плечистый и жилистый крепыш. При одном взгляде на него была видна военная выправка. Плюс к этому ещё, видимо, добрые гены достались от предков! Голубоглазая, светловолосая Вовкина мать была на двадцать один год моложе мужа и в свои сорок шесть выглядела под стать мужу: очень моложаво и привлекательно! Всего родила ему шестерых детей, но два первенца умерли от простого ОРЗ.
Без каких-либо дальнейших приключений переехали по броду через неглубокое, но широкое место речушки, и подъехали к двухквартирному рубленного из крепких лиственниц дому, который им предоставили для жилья С возгласами облегчения спрыгнули с телеги и, отряхнувшись от насевшей на небогатую одежонку пыли, стали снимать свои запыленные за дорогу пожитки, завязанные в узлы, которые повидали очень многое в постоянных дальних странствиях со своими хозяевами. Некоторые люди в деревне таких путешественников называли "рямошниками". Может оно и так, потому что, сколько себя помнит Вовка, стоят перед глазами только дальние, пыльные дороги, изнуряющая жара, нестерпимая жажда пить и голод. Переезжали со своими ""рямками"" с места на место в поисках лучшей доли. А где эта лучшая доля для нищеты? Никто этого не знал! Она в послевоенное время была везде и для всех одинакова.
- Вот здесь, теперь мы и будем жить! - сказал отец, показывая на эту деревушку - Больше никуда переезжать не будем! Хватит, намучались! Всё равно лучшего места не найти! Говорят, что в родном краю и стены помогают! Из-за угла бревенчатого дома высунулась любопытствующая мордашка небольшого веснушчатого мальчугана. Увидев, что его заметили, вновь спрятался за углом.
- Цыгане! Цыгане приехали! - послышались испуганные крики деревенских ребятишек, которые вмиг попрятались по щелям, как тараканы. Взрослого населения, кроме безногого пожилого дяди Яши, одиноко стоящего на двух деревянных культях у плетня своего огорода, опираясь на массивную трость, в деревне не было, так как началась летняя страда по заготовке сена, и все были в поле. Оторвало ему обе ноги по колени разрывом снаряда. Только чудом остался жив. Поэтому он оставался в деревне за сторожа. А на сенокосе приходилось работать почти всем - даже с одной ногой и одной рукой. Покалеченных много вернулось с войны. Деревня Калиновка небольшая, а детишек, как и в других поселениях, рожа-ли много, в то, послевоенное время. Истосковавшись в тылу по мужской ласке, деревенские женщины каждый год приносили детишек на белый свет, увеличивая демографию в СССР. Лишь только в одну из четырёх семей вернулся в деревню мужик с войны! Будь проклят фашизм на всей земле - сколько народу погибло! Светлая память и низкий поклон Советским солдатам за то, что они положили свои жизни на алтарь Свободы и дали возможность продолжения жизни своим потомкам. Заодно с замужними женщинами и вдовы ходили горделиво с животами, в которых развивалось семя от чужих мужей. Но жёны не особо ругались ни на них, ни на своих мужей-кобелей, потому что понимали всё это и сочувствовали вдовам.
- Да пусть! Мужики заслужили этого! Останется и нам! На всех хватит, если будут подкармливать наших самцов! Зато свои продукты сохраним! - шутили жёнки не-злобиво, но ""зарываться"" мужьям в любвеобильной похоти особо не разрешали.
Через некоторое время уже всех жителей в деревне можно было считать родствен-никами по крови. Тогда ещё генной инженерии не существовало, и невозможно было доказать у какого подростка какой был кровный отец в деревне, потому что уж больно все схожи были. Было такое нужное дело... Было! Володькин отец уже не воевал в эту вторую мировую, потому что уже призывной возраст не позволил. В 1941 году ему уже перевалило за пятьдесят пять лет. Сколько бы раз он не просился, не оббивал пороги военкомата, чтобы его отправили добровольцем на фронт, полу-чал один только ответ:
- Нет, извините, Иван Юльевич – не можем! У вас уже возраст вышел, да и как деревня останется без такого мастера, как вы!
Но вернёмся ко времени приезда в деревню. Увидев выглядывавшего из-за угла мальчишку, Вовка подошёл к нему сам.
- Айда знакомиться!
- Н-е-е! Боюсь!
- Кого боишься?
- Цыган боюсь! Они детей воруют! - Да не цыгане мы! Это мы жили в Казахстане, в городе Алма - ата, вот и загорели там на юге! Айда! Меня зовут Вовка, а тебя как?
Мальчуган лет семи, небольшого такого росточка, вышел из-за угла и неуверенно стал приближаться к Вовке, оглядываясь по сторонам, как - бы подыскивая путь к отступлению, чтобы в любой момент дать ""стрекача"", если что-то пойдёт не так. Между пальцев, уже пожелтевших от никотина, дымилась газетная самокрутка, набитая рубленым табаком, называемая в народе ""козья ножка"" Наконец - то осмелившись он приблизился к Вовке и подал ему свободную руку.
- Ванька!
- Вот и молодец! Будем друзьями! В школу ходишь?
- Не - е! В этом году пойду в первый класс. А вы, значит, через стенку с нами жить будете? - Да! - Вовка утвердительно кивнул головой, - а зачем ты куришь? - Зубы болят! Как закурю, так сразу боль проходит...
С месяц попозже, за тонкой стеновой перегородкой часто будет слышно надоедливое Ванькино нытьё, Вовка чтобы отучить его от этого нытья, нажимал на гармони в унисон на такой же нудный голос. Ванька, услыхав пение гармони, начинал подвывать ещё сильнее. Вовка, вторя ему, громче и надрывнее растягивал меха гармони с гундосым звуком. И ведь отучил же, отучил ныть Ваньку! Перестало надоедать его постоянное нытьё! В этом году Вовка пойдёт в школу, так как в свои шесть лет он уже завоевал авторитет своей начитанностью даже среди взрослых. Жажда знаний наполняла его пытливый мозг, и потому он читал всё, что попадало под руку! Но особый интерес у него был к литературе о приключениях, дальних путешествиях, исторической литературе и фантастике.
Услышав зов отца, он пошёл помогать сносить узлы внутрь дома. Узлов было немного, и поэтому снесли их в дом быстро. По народному обычаю, первую в дом запустили кошку - Маруську, освободив из клетки. Она, с радостью от того что её освободили из длительного заточения при переезде, сразу же, как заправская хозяйка, стала обнюхивать углы, наводя ужас на хозяйничающих в пустой квартире мышей. Затем, какие–то манипуляции взрослых с хозяином квартиры – домовым. После все-го этого, выпроводив детей гулять на улицу, родители остались в доме наводить по-рядок и разбирать смятое за дорогу барахло.
Квартира была небольшая - около пятнадцати квадратных метров. СССР – образование республик молодое, перенесшее тяготы Гражданской и Великой Отечественной войны, и поэтому не у каждого была возможность иметь счастье жить в такой квартире. Справа от входа стояла полуразвалившаяся печь, которую отец быстро подремонтировал. Сколотил нары из досок, которые им подвезли ещё с утра из совхозного склада. Вручив мешки детям, их послали на болото за осокой, чтобы набить ею матрацовки. Вот на этих матрацовках и спали, пока у болота, что было за огородом, в дальнейшем не насобирали пуха птицы, и не сшили добротные пуховые матрацы. Спали покатом, всей семьей. Как говорится: - “В тесноте - да не в обиде”. На судьбу не роптали, ведь многие семьи жили тогда ещё похуже - даже в вырытых землянках. Это Вовкиному отцу, как мастеру на все руки, дали хорошее жильё. В дальнейшем процессе проживания отец сделал четыре добротных табурета, стол и модный по тем временам комод для вещей, которых толком - то и не было. Справа от печи – на стене, отец соорудил шкафчик для посуды. А посуда всего-то и состояла из ведёрного чугуна, чугунной большой сковороды, нескольких самодельных деревянных ложек, армейских кружек, деревянного половника и мисок из бересты, да ещё четыре глиняных кувшина для молока. Благо то, что корову-молочницу им дали авансом в совхозе. В правом переднем углу отец поставил образа, на которые молился по нескольку раз в день. В детстве он закончил четыре класса церковно-приходской школы и владел неплохой грамотой по тем временам. Слепо и преданно верил в Бога. Но, кроме него, больше никто не молился. Да он и не принуждал семью к этому, хотя и старой ""закваски"" был хозяин. Родился он в 1886 году в Самарской губернии, в зажиточной семье. Рано остался без отца и матери, воспитывался старшим братом да нянькой. Старший его брат впоследствии стал офицером царской армии, а он служил в Семёновском полку. Повоевал в своё время и на Германской, заслужив за храбрость два Георгиевских креста. Затем произошла революция в 1917 году и их послали на разгон бастующих возле Зимнего дворца в Питере. Рассказывал с неохотой детям о революции, когда они уж больно «наседали» на него:
- Да что там, сынки было-то! По два раза стрелили - и вся революция! Разоружили всех и кого куда! Видел я и Ленина - немецкого шпиёна! Вот из - за этих революционеров и пошла жизнь колесом. Я вернулся в свою деревню, а старший брат, испугавшись за свою жизнь, так как офицеров, хоть и не всех, но судили строго, украл мои документы и сбежал за границу. На власть отец обиды не держал, быстро «поднял» своё крепкое хозяйство. Уже имел четыре коровы, четыре лошади, надел земли. Но во время коллективизации всё отдал в колхоз без роптания, так как понимал, что одному не выжить в этом сложном мире. За время проживания в этой деревне пережил двух жен, от которых оста-лось одиннадцать детей. Одна жена умерла от тифа, другая от голода. Рассказывал, что голод был такой сильный, что для того, чтобы спасти жену и детей он поменял свой дом на несколько булок хлеба. Когда умерла жена, он умудрился вырваться из колхоза и переехал в Сибирь. Дети выросли, девчата вышли замуж, сыновья поженились, и он остался один. Плюнул на всё и уехал во Владивосток на заработки. Когда–то, еще до революции, он там был и места ему те понравились. Там устроился на рыболовецкий флот, подкопил немного деньжат и вернулся в Черепаново. Что - что, иногда ругался, но никогда не сквернословил. Первую пенсию дали отцу только в семьдесят один год. С Вовкиной матерью судьба их свела нежданно-негаданно... Мать тоже осталась вдовой, после того как её мужа - председателя колхоза - убили кулаки. Выйти из колхоза вдовой женщине можно было лишь в том случае, если повезёт выйти замуж за иногороднего. Отец, в свои пятьдесят два года, выглядел завидным мужиком, вот их и свели знакомые люди. Поженившись, они переехали в город Сталинск, где отец работал на угольных шахтах. Мать – Дарья - не брезговала любой чёрной работой. Была, как и многие другие в те времена, совсем неграмотная, но зато деньги считала хорошо! Может, поэтому и передались Вовке в генах её математические способности. Ещё, правда, научилась расписываться четырьмя корявыми буквами в ведомостях, при получении заработной платы. Но неграмотность не помешала ей выжить в этой непростой жизни, да ещё и вырастить четверых детей из шести ею рождённых. Два первенца умерли от, казалось бы, простого ОРЗ. Какая медицина была тогда? Всего один фельдшер на несколько деревень да две-три бабки знахарки, которые лечили травками и заговорами. Всё первое лето после их переезда в деревню было насыщено стычками между подростками. Вражду для другой улицы, в основном, составляли приехавшие чужаки, которыми являлись Вовка и его братья. В деревнях испокон веков враждовала одна улица с другой. На той улице, где поселилась Вовкина семья, уже с первых дней верховодил его брат - Анатолий, успевший за короткий промежуток времени завоевать авторитет. А авторитет завоевал он благодаря своему безымянному пальцу правой руки. Три года назад у него была травмирована ногтевая фаланга. Когда зажила рана, то фаланга, за счёт костного мо-золя, увеличилась почти в два раза. И когда он ставил щелканы пацанам, то они падали ниц от хлёсткого щелчка, словно получая удар кувалдой, и с воплями катались по земле от невыносимой боли. Поэтому, стоило лишь только ему завернуть палец для щелчка, пацаны разбегались подальше и с опаской поглядывали на скрученный Толькин палец. Так что его авторитет на своей улице всеми подростками был принят беспрекословно. Но ведь надо было ещё и по всей деревне верховодить... Вот и происходили из-за этого постоянные разборки между подростками. Как у животных в стаде, так и у пацанов в каждой группе присутствовала иерархия. Вожак в стаде обязательно должен был быть, иначе наступит анархия, а это неприемлемо не только для взрослых, но и для подростков. Человечество в постоянных междоусобицах и войнах, видимо, недалеко ушло в стадном развитии от животных. Поэтому в битвах каждая нация хотела добиться превосходства над всеми, чтобы править миром. Так и у подростков – принцип стада! Кто-то же должен быть вожаком в стаде!
До приезда Вовки с братьями, вожаком в деревне считался Шуванов Шурка. Он был немного постарше других и иногда, когда его отец отлучался из дома, брал настоящую отцовскую саблю, джигитуя ей, чтобы держать в страхе сверстников. Каждый уважающий себя пацан в деревне имел оружие в виде деревянного меча, лука, стрел, арбалета, пугача и самострела. Луки выстругивали из гибкой подходящей черёмухи, которая росла вдоволь по берегам речки. Стрелы к луку и арбалету делали из сухого, крепкого камыша, а наконечники к ним вырезали, а затем скручивали из тонкой пищевой жести консервных банок. Пугачи делали из медных восьмимиллиметровых трубок. Один конец трубки расклёпывали молотком и сгибали под углом. Затем брали гвоздь, обтачивали его немного, чтобы не был очень острым, загибали под углом девяносто градусов и надевали хорошую, крепкую резинку. Постоянно воровали дома спички, за отсутствие которых в дальнейшем получали подзатыльники. Крошили со спичечных головок серу внутрь трубки, трамбовали, и, взведя гвоздик, нажимали на резинку. Гвоздик резко срывался и воспламенял серу. Потому и называли пугачом, что получался хлёсткий такой, пугающий тишину, выстрел. Но с пороха, как ни крути, выстрел получался выразительней - только мало у кого он был дома. Делали и самопалы. Так же заклёпывали с одной стороны трубку, но уже брали внутренним диаметром десятимиллиметровую, и делали сбоку пропил в ней трёхгранным напильником для воспламенения пороха. Затем выстругивали под неё ложе с удобной ручкой, типа пистолета, и крепко привязывали проволокой.
Для выстрела набивали порохом, пыжами из бумаги и нарубленными кусочками гвоздей. Всё это прикрывали пыжами. Сбоку у пропила трубки вбивали из проволоки небольшую скобку для удержания ряда спичек. Потом заталкивали под эту скобку несколько спичинок и привязывали всё это сооружение к тонкому деревцу. Далее брали спичечный коробок и, чиркнув им по дальней спичечной головке, воспламеняли её, и пока уложенные в ряд головки разгорались по очереди, доходя до прорези, успевали убежать подальше от этого самопала. Поначалу стреляли, держа в руках это произведение искусства, а потом, когда случилось несчастье с Шуркой Шувановым, стали привязывать самопалы к деревьям.
Получилось так, что или кусочки мелко нарезанных гвоздей заклинили, или туго затрамбовали пыжи, но факт в том, что разорвало трубку и оторвало несколько пальцев, сильно изуродовав Шурке ладонь, сделав его инвалидом. Всем ""Кулибиным"" досталось тогда по первое число от родителей. После поучительной экзекуции самопалы стали прятать в согре и уже там, подальше от взгляда взрослых, продолжать стрельбу. Что поделаешь, если у мальчишек тяга к оружию на генном уровне! Из таких вот испытателей и получаются в дальнейшем Калашниковы!
Из-за этой тяги к оружию и в Вовкиной судьбе произойдёт одна трагическая история. Когда он уже станет несколько взрослее, старший брат, уходя в армию, подарит им с Толей дряхленькое ружьецо двадцать восьмого калибра без бойка. Однажды в гости к ним пришёл их двоюродный братишка Витя, проживающий в селе Ярки, которое находилось в шести километрах от Калиновки. Слово за слово и обменяли ружьё на мотовелосипед Виктора. И вот, после этого злополучного обмена прошло совсем немного дней, когда Виктор с братом пошли в лес, подальше от людских глаз, чтобы пострелять из этого ружья. Неожиданно увидели вылетевшую ворону из гнезда, расположенного на самой высоте берёзы у развилка ветвей. И надо же было залезть младшему братишке - Юре по этому дереву, чтобы разорить гнездо. Ворона с криком стала летать рядом, а Витёк взял и выстрелил в воздух, чтобы отпугнуть её. Ворона - то отлетела, но и Юра от испуга сорвался с дерева и разбился насмерть. Вот такие дела... Долго потом следователи ""таскали"" по допросам Виктора, и Вовку с Толей.
Чуть ранее, когда ружьё ещё не поменяли, Вовка решил пойти с ним на охоту. Так как в ружье не было бойка - в карман наложил несколько запасных бойков, нарубленных из гвоздей. Чтобы из пустого ствола он не мог вылететь, сначала вставляли в ствол патрон, а потом уже боёк и закрывали ружьё, держа его вверх стволом. Идя вдоль речки, поросшей по берегам кустарниками красной, чёрной смородины и калины, Вовка произвел свой первый и последний выстрел по уткам. Он прошёл уже метров триста вдоль кустарников, как вдруг неожиданно из омута с шумом и кряканьем вылетели утка и следом за нею селезень. Вовка слышал от старших, что влёт стрелять надо с небольшим опережением. Вот и пальнул он по уткам, закрыв глаза от страха. В ту же секунду после выстрела открыл глаза и увидел, как они, одновременно ""спикировав"", тяжело упали на чистом месте. Ликуя от удачного выстрела, он подбежал к своему первому в жизни трофею, но, когда увидел стекленеющие глаза птиц и стекающую по перьям кровь на траву, всё внутри у него перевернулось, и он чуть не заплакал, представив себя убийцей, которого осуждает в данный момент весь мир и вся Вселенная. Ребёнок он и есть ребёнок! В дальнейшей жизни Вовка переборит себя и любимым хобби, как и у любого настоящего мужчины, будет охота и рыбалка. Много чего из зверья и птицы придётся пострелять, но утку больше не будет стрелять никогда!
А вот драки между деревенскими пацанами происходили интересно, как в исторических фильмах. Посреди деревни протекал небольшой ручей, который впадал в болото внизу за огородами, где и собирались враждующие стороны. После того, как у Шурки Шуванова покалечилась рука, в той команде стал вожаком Коля Козленко, у которого тоже от стрельбы из самопала на указательном пальце правой руки не хватало две фаланги. ""Бойцы"" становились по оба берега ручья и, недобро поглядывая друг на друга, постукивали деревянными мечами по лодыжкам босых ног. Затем выходили вожаки, и начиналась потасовка. Сначала бились мечами, потом дело доходило до кулачного боя, а заканчивалось всё борьбой и кровавыми соплями. Как ни старше был Коля Козленко, но Толик – Вовкин брат, всё же пересиливал его и потому стал вожаком всей округи. Кто не согласен был с этим и не хотел сдаваться на милость победителя, получал по сопатке ""успокоительных"". Бывало, что и жерди с оград шли в ход... Дома крепко доставалось от родителей за эти ""войнушки"". Но, в конце - концов, Толик установил диктатуру единовластия и прекратил все распри между враждующими сторонами. После этого делились на две команды и играли в войну между русскими и немцами. Немцами никто не хотел быть, поэтому установили очерёдность. В деревне уже не играли в войну – перебрались за согру, где построили штабные землянки, Лопатами перекопали внушительных размеров участок земли для границы и там, в свободное от работы время, собирались и ""отводили"" душу!
Мать с отцом, помимо коровы, расширили своё хозяйство и держали свиней, кур, гусей. В огороде посадили все, что нужно было для прокорма семьи - благо земли было вдоволь за домом. Для этого разделали пустующую землю от дома до самого согорного болота. Из леса приучены были приносить ягоды красной и чёрной смородины. Также брали плоды черёмухи и калины, росшей в изобилии вдоль речки. В логах, не так далеко от деревни, набирали полные вёдра клубники и земляники. Щавель, дикий лук и чеснок тоже часто домой приносили для еды. Старший брат ставил зимой петли на зайцев, ходил в лес на самодельных лыжах из берёзы. Это его увлечение приносило неплохую помощь, и семья частенько лакомилась зайчатиной.
А вот уж рыбалка была любимым промыслом у детей. О том, как рыбачили можно многое рассказать. Прудили в узком месте реку травяными пластами с землёй и, когда ниже запруды вода иссякала, между коряг ловили щуку и налима голыми руками. Ниже по течению, где начиналась цепь глубоких омутов, ставили на перешейках, между ними, самодельно плетёные сачки и в них загоняли рыбу из омута, пугая её специальными ""бутами"". Бут - это длинная, ровная жердь, на конце которой прикреплялся раструб из жести, типа рупора, при шлепанье по воде которым, раздавался глухой звук, уходящий вглубь омута, и рыба, как ошалевшая, уплывала от этих звуков и попадала в сачки. Рыбачили и на удочки с поплавком, уходя на далёкие омута.
Леску и крючки для рыбалки брали у заготовителя, которого называли «тряпочником». Заготовитель редко появлялся в деревне и был таким желанным гостем не только у взрослых, но и у детей. Принимал у населения и тряпьё, и кости, и цветной металл, за которые и происходил обмен на предметы рыболовства. А уж костей–то хватало! Часто на раскопках по курганам находили кости животных, а может и людей (кто понимал в те годы), засыпанные в воронках землей и временем после Гражданской войны и сдавали их.
Даже помнится Вовке, как однажды в реке нашли бивень мамонта. Как-то на рыбалке он стоял на
коленях, в самом узком месте речушки, а ребята загоняли рыбу на него, идя по течению. Вдруг, с большой скоростью, как сумасшедшая, на него налетела метровая щука и, сбив его с ног, уплыла подальше от этого опасного места, оставив рыбаков с носом. А Вовка, отлетев в сторону, больно ударился обо что–то твёрдое. Подошедшие ребята стали упрекать его, что он упустил такую добычу. Но, как только он им рассказал про всё произошедшее с ним, они стали исследовать берег реки. Через несколько секунд они раскопали и вытащили большую изогнутую толстую кость, которую и двоим–то не поднять. Заготовитель очень обрадовался такому подарку, но ребятам не стал объяснять, чья это кость. Только в дальнейшем узнали, что оказались лохами, сдав за копейки бивень мамонта.
Ещё от взрослых научились и опасному браконьерству. Брали бутылку из - под водки, которую в те времена не так - то просто было отыскать, потому что сдавали в магазин, да и пили поменьше. В бутылку наливали воды миллилитров сто - сто пятьдесят. Сверху на воду, через горлышко бутылки, наталкивали немного сухой соломы или сухих древесных веточек, на солому несколько кусочков карбида. Затем плотно и осторожно затыкали пробкой, привязывали грузик и, взбаламутив содер-жимое, чтобы пошла реакция от карбида с водой, быстро бросали в воду. И, когда бутылка со смертоносным грузом уходила на дно, то через несколько мгновений раздавался глухой взрыв, после которого ребятня, с визгом от красоты полученного эффекта, собирала оглушенную рыбу. Пацаны - есть пацаны... Однажды кинули бутылку, а грузик оторвался, и хлопчики, бледнея от страха, попадали на землю. Хорошо хоть что выбило пробку и бутылка, как ракета, взлетела вверх, а не в сторону детей и, разорвавшись на небольшой высоте, осыпала их мелкими осколками. Потом от взрослых попало, потому что кто-то из них при купании в этих местах сильно порезался битым стеклом. После хорошего нагоняя перестали пацаны глушить рыбу карбидом. Вот так и жили, питаясь плодами природы, которыми одарила человечество Земля-матушка! Спасибо ей и низкий поклон, за то, что помогла выжить в сложное послевоенное время, да и сейчас помогает всем тем, кто любит её, бережёт и ухаживает за ней!
Вовке с Толей от отца не попадало. Зато старший брат - Николашка ""Кровавый"" бил их до потери пульса. Загонит в угол под кровать и бичом, сплетённым из сыромятины, с металлическими кольцами между коленцев, хлещет по ним до тех пор, пока они, наревевшись как резаные от этих хлёстких ударов, переставали даже всхлипывать, потому что не разрешал. Если услышит, что они ещё плачут, то бил ещё сильней. Поэтому сидели в углу, вздрагивая от перенесённой боли и обиды, размазывая кулачками слёзы по грязным от поднятой бичом пыли щекам, пока не приходили родители с работы. От фашистов что ли перенял этот садизм? В страхе от того, что им ещё перепадёт от Николашки, они не жаловались родителям. Прошли годы и братья простили ему это издевательство над собой - зла не держали в душе, хоть и осталось это в памяти. Много и хорошего он делал для них иногда. Умер в сорокалетнем возрасте – хватанул с похмелья уксуса полный стакан, перепутав с водкой. Жалко.… А ведь какие руки золотые были: и неплохой комбайнер, и тракторист, и столяр, и плотник. А на баяне или аккордеоне играл – поискать в округе такого специалиста надо было! По самоучителю выучил нотную грамоту и работал в нескольких районных домах культуры. Даже по областному телевидению играли трио баянистов, исполняя замечательное произведение «Дождь». А как они играли - заслушаешься! Эх! Губит людей не пиво – губит людей вода! Светлая память ему!
Самая старшая из детей у них в семье сестра Валентина. Ну, это вообще была писаная красавица - только полотна маслом с неё писать. Много увивалось за ней парней, и любовь была сильная, но вот замуж выдали её не по любви родители. По-чему? Зачем? Думается, чтобы избавиться от лишнего рта! У одного тридцатилетне-го мужчины, проживающего в этой же деревне, умерла жена, и он остался вдов. Па-цаны ему дали кликуху «Бабка немка – сын хохол»! Поспорил с мужиками, что добьется её и добился! Отец его – украинец, умер рано, и он остался с высланной из Самары матерью-немкой. Тогда много было репрессированных немцев оттуда. Сей-час многие немцы обижаются, что их сюда в Сибирь и Казахстан переселили на-сильно. Но Сталин был умный тактик и стратег – знал, что делал. В журнале Огонёк впоследствии была статья о том, что немцы, проживающие в СССР за Волгой, уже готовили к приходу Гитлера полки и аэродромы. Так что госпожа История рассудила своё.
Жил будущий зять с матерью на краю деревни, во врытой на половину в землю по-стройке. Эти бедняцкие постройки так и звали – землянки. А что поделаешь? Время тяжёлое было послевоенное. Но люди не замечали этих тягот жизни и жили в добре, согласии и взаимопомощи. Некоторые фронтовики искали счастье на дне фляги с брагой, да, к сожалению, разве там его найдёшь – некоторые спивались и умирали. Иногда доходило и до смешного. Дядя Семён Митряков, обнимая коленями флягу, доставал кружкой брагу из неё и, чокаясь с флягой, провозглашал громко тосты:
- За Сталина! За Ленина! За Рокоссовского! За Жукова! – И так, перечисляя всех ве-ликих полководцев, пил брагу до тех пор, пока не падал около полуопустошённой фляги…
Конечно, их можно было понять. Они перенесли такое на войне, что не приведи Господь и остались только благодаря чуду в живых. Многие пришли покалеченными и телом, и душой. Редко кого в деревне можно было встретить без деревяшек вместо ноги. У многих не было и рук. Но жили же люди! Всяко-разно жили! Приспосабливались и работали, хоть и без руки или ноги, а работали! Вовке повезло - только четыре маминых брата побывали на войне, но все вернулись домой живыми. Вот только он их не видел никогда, потому что они жили далеко в других населённых пунктах.
До замужества Валентины, все деревенские девчонки почти каждый вечер собирались у них дома и, лузгая семечки прямо на пол, слушали под граммофон песни в исполнении Марка Бернеса, Утёсова и Шульженко. Граммофон, который привезли из Алма – ата, тогда казался чудом и был в деревне только у Вовкиных родителей. Так как он был самым меньшим и любимцем, поэтому девчонки его не выгоняли на улицу, как других братьев, чтобы не мешали им сплетничать. Часто, бывало, девчонки ворожили по святым праздникам. Завешивали шалями окна, ставили на стол зеркало и зажигали под зеркалом свечку. Затем, каждая из них, по очереди, с напряжением и страхом, смотрела в зеркало, которое было обращено к двери, и говорила:
- Мой суженый, мой ряженый - покажись, появись!
Жмутся друг к другу от страха – ведь если кто появится в зеркале, надо не только рассмотреть жениха, но и успеть закрыть зеркало, иначе, по поверью, он задавит на-смерть. Если ненароком скрипнет дверь, то роняли зеркало на стол и визжали так сильно от страха, что до другого конца деревни слышно было!!!
В те времена верили во всякую нечисть. Да и пацаны тоже хороши... Соберутся вечером за деревней у совхозной бани, залезут на горище под крышу и, собравшись в кружок, начинают рассказывать всякие страшные истории. Потом боялись по темноте домой идти по одному. Рассказывали, как в одном селе появилась ведьмачка, которая умерщвляла грудных детей. За короткий срок в селе умерло трое детишек, а так как фельдшер ничем не смог объяснить эти смерти, всё свалили на ведьм, которых, вроде – бы видели, как они заходили бесшумно в хату и, проходя по тряпичным, вязаным дорожкам до колыбелек, в которых находились младенцы, наклонялись над нею и дышали на них своим смрадом. Затем быстро исчезали, а ребёнок после её посещения начинал биться в судорогах, гореть в большой температуре и через три дня умирал со стонами, в муках.
И вот однажды, один крепенький, смелый мужичонка, у которого был грудничок, решил подкараулить ведьму. Попросил в совхозе отпуск на несколько дней и стал караулить. Днём спал, а ночью с топором сидел в углу под образами, поглядывая на дверь. И всё же дождался своего часа! Однажды, тёмной ночью, дверь немного за-скрипела и в проёме показалась, вся закутанная в чёрное одеяние, небольшая фигу-ра. Она стала приближаться к колыбели, в которой спал, сладко посапывая, ребёночек. Но не успела она наклониться над колыбелью, так как мужик резко вскочил и рубанул топором по ненавистному тёмному образу. Ведьмачка получила сильнейший удар топором по локтю. Рука по локоть отлетела и из отсечённого места руки забила фонтаном кровь. Ведьма с ужасным криком выскочила на улицу и исчезла – будто не была. Зажгли керосиновую лампу и стали осторожно рассматривать руку, которая ещё делала хватательные движения своими костлявыми пальцами с длинными корявыми когтями. Рука как рука – только ногти длинные. На другой день только и было разговоров об этой ведьме на деревне. Странно очень! Откуда она взялась и куда исчезла? Никто и ничего сказать не может! И следа крови не видно, почему-то?! Приехавший из райцентра следователь тоже ничего не обнаружил, но улику забрал с собой.
А тут обратили внимание, что свинарка Фёкла уже третий день не выходит на работу. Отправил управляющий совхозом конторскую техничку к ней домой – узнать, что случилось. Через несколько минут прибежала назад техничка – вся бледная, испуганная, да такого состояния, что и слова не может вымолвить. Что-то нечленораздельное вылетает из её перекошенного рта, только указывает пальцем на Фёклин дом и крестится бесперестанно. Так, ничего от неё и не добившись, управляющий взял с собою бригадира свиноводческого комплекса и с ним пошли к Фёкле. Войдя к ней в дом, они увидели на лежанке русской печи какой-то тряпичный комок. Приподняв тряпки, они увидели под ними Фёклу с отрубленной рукой. Та злобно оскалилась, спрыгнула с лежанки и схватила уцелевшей рукой за горло управляющего.
В этот кульминационный момент, рассказывающий резко хватает кого-нибудь за руку с криком:
- Отдай мою руку!!!
Сердце уходило в пятки и все сбивались от страха в кучу малу. Это сейчас дети привыкли к фильмам ужаса и не боятся ни Бога, ни Чёрта.
А вот этот случай, что произошёл с Вовкой, он так и не смог объяснить себе. Однажды, они с матерью ходили в другую деревню, подрабатывали там на огороде у знакомых. Мать осталась после работы там ночевать, а он решил идти домой. До дома всего несколько километров, если идти по тропинке которая проходила вдоль согры. Уже смеркалось, и поэтому он торопился до темноты успеть домой. Про эти места ходили такие ужасные слухи, что поневоле волосы дыбом вставали. Быстро дошёл до останков моста, который ещё во время гражданской войны строили белогвардейцы для переправы тяжёлого оружия через реку. Вдруг, из-под моста выскочило что-то несуразное, похожее на чертёнка, и кинулось с клёкотом к Вовке. Тот от страха припустил бежать, да так, что, как говорится, ноги к попке прилипали! Это нечто за ним… Вовка бежал так, что ни один спортсмен с такой скоростью бы не пробежал, ну а существо и не желало отставать от него. Не помня себя от страха, он пересёк неглубокий ручей, протекающий за свинарником и только тут, осмелившись, остановился. Сердце его готово было выскочить наружу. Оглянувшись, он увидел нечто странное... Это чёрное нечто поднялось во весь рост и, погрозив Вовке кулаком, исчезло, превратившись в облачко дыма. Может быть это ему показалось, а может и нет – у страха-то глаза велики. Виноваты, конечно, взрослые, пугая детей всякими страшными историями.
И всё же нет ничего страшнее, чем убегать от разъярённого колхозного быка. Мальчишки, всё же, любят всякие экстремальные ситуации. Как – то за деревней, у брода через реку, пацаны увидели отдельно пасшегося быка - производителя с кольцом в носу, который весом был не менее тонны. И вот надо же было им затронуть его? Встали неподалёку от него толпой, и давай дразнить:
- Быня, быня, бынярой – забодай меня рогой!
Бычара оторвал свою голову от земли, увешанную боевыми рогами, и посмотрел на пацанов, как на придурков. Но те не унимались, продолжая дразнить его. Смотрел-смотрел на них этот бык, а потом копытом стал рыть землю под собой, раскидывая ее комьями по сторонам, и глаза его стали наливаться кровью от злости. Пацаны, почуяв неладное, насторожились, но продолжали своё «грязное» дело. И тогда бык, взмахнув косматой головой, вырвал металлический кол из земли, за который он был прикреплён цепью и кинулся на обидчиков. Пацаны тут же бросились врассыпную, не чуя ног под собой, только между ног в мошонке что – то неприятно защемило от страха. Не помнит Вовка как он добежал и укрылся в сторожке конюха, это одному Богу известно, но этот необдуманный поступок с быком был первый и последний раз в его жизни. Врагу бы не посоветовал такое сделать.
Много было в его жизни и хорошего, и неприятного. Вот ещё один случай:
Однажды, играя в войнушки, как обычно, между русскими и немцами, Вовка убегал от врага по соломенной крыше телятника. Вдруг начался сильный дождь, и он хотел спуститься по электрическому столбу, находящемуся на углу телятника. Торопясь, машинально ухватился за два изолированных серых провода, и его так шибануло током, что он, как говорится:
- Летел, пукал и радовался, что остался жив.
Его счастье, что он одновременно ухватился за два провода и одновременно оборвался под тяжестью своего веса. Да и сила тока, видать, была небольшая от местных генераторов. Часто ему будут говорить по жизни, что он родился в рубашке!
Ещё был случай.… Увидел, как – то на лужайке перед домом, посматривая в окно, красивого жеребёнка и так захотелось ему его погладить, просто сил не было сдержаться! Погладить то он его погладил, но и мамаша его - лошадка «погладила» Вовку! Не успел он отпрыгнуть от лошади подальше, как она всё же успела зацепить его передним копытом, разорвав губу. Хорошо, что его мать увидела происходящее, и вовремя отбила от лошади. Вот было бы дело!!!
Не обошлось и без такого плачевного случая. Однажды, когда Вовку оставили охранять одного два двора, к соседям зашла, открыв замок, жившая через поляну бабка. Она вышла оттуда с металлическим, тяжёлым квадратным листом, на котором пекут хлеб. И надо же было сказать ему эти слова:
- Ты зачем, бабка–немка, зашла в чужой дом без спроса?
Она побагровела от злости и негодования, да как бросит этим листом в него. Хорошо, что хоть не в голову попала – ожидал бы «пограничника» бесславный конец. Угол этого тяжёлого предмета угодил с такой силой в большой палец левой ноги, что раздробил ноготь на несколько частей. Кровь из раны полилась ручьем и Вовка, дико взвыв от боли, зажал двумя руками палец и упал со слезами под плетнём. Там его и нашла, уснувшим на траве, мать, вернувшаяся с работы:
- Божечки! Что с тобой, сынок?
Тот, всхлипывая и размазывая слёзы по щекам, рассказал ей что случилось. Мать, молча выслушав всё это, промыла ему разбитый палец и завязала, приложив подорожник, который здесь рос в достаточном количестве. Потом она пошла на разборки…. Там - то уже она оторвалась! Вовкина мать напомнила ей и Рейхстаг, и войну, да так, что той, в полубессознательном состоянии, пришлось капитулировать, слёзно выпрашивая помилование. Через год эта женщина умерла от зоба. Но вины матери в этом не было. А этот ноготь доставлял Вовке неприятности почти всё его босоногое детство. Обувки – то не было и бегали всю весну, лето и осень босиком. Ему сложно было бегать аккуратно, чтобы не зацепить ногтём траву. Как только попадёт крепкая травинка между трещинами, так он сразу же падает на землю и зажимает ноготь, чтобы приглушить боль и остановить бегущую из под ногтя кровь. Однажды, сидя у омута в таком состоянии к нему подошёл пастух, который пас неподалёку частный скот и, узнав, отчего тот плачет, сказал:
- На! Зажимай в зубах спичечный коробок покрепче и терпи!
Вовка стиснул в зубах коробок и зажмурился. А пастух достал из ножен остро отточенный нож и резким, но умелым движением срезал одну половинку ногтя под корень. Малец и ахнуть не успел, как дело было сделано! Затем засыпал пеплом из самокрутки ранку, а сверху наложил подорожник и всё это подвязал какой-то тряпицей. Больше эта половинка ногтя не росла и не мешала Вовке в его дальнейшей жизни.
Ещё помнит он, как взрывали детонаторы, наблюдая в окошко за результатами своей подрывной деятельности. Один из отцов деревенских ребятишек, работавший на шахте в Сталинске, умудрялся привезти домой детонаторы и бикфордов шнур. Сынок подворовывал у него и, когда отца не было дома, пацаны выкапывали у них за окном ямку, клали с банкой детонатор и, цепляя бикфордов шнур, поджигали. Визгу детского хватало, добавляя адреналин. Когда бикфордов шнур заканчивался, подцепляли провода, пропускали через форточку в хату и подключали к батарейкам. Потом ожидали взрыва… Балдежа было много, но и слёз тоже не меньше - попадало за баловство от взрослых. А вот вместо бенгальских огней делали так: разбивали дверные ручки пятидесятых годов изготовления на кусочки, зажимали в расщеплённую палочку и накаливали горящей спичинкой. Затем кусочек этого металла раскалялся и разлетался искрами. Получался неплохой заменитель Бенгальского огня.
А ещё, вспоминает Вовка, как большие пацаны получали какое-то садистское наслаждение от дурацких шуток над ними. Пришёл однажды Вовка домой из школы, а тот был закрыт на замок. Искал-искал ключ - бесполезно. На улице мороз! Подошёл один подросток на много лет старше Вовки и говорит:
- Слушай? Это замок замёрз! Надо его языком отогреть и он откроется!
А тот взял и лизнул… В ту же секунду язык и припаялся к металлу. Тот подросток просто извивался от радости, что Вовке было больно и что он никак не смог оторваться от замка. Малыш просто не знал, что предпринять и резко дёрнулся, чтобы освободиться. Боль была сумасшедшая, потому что на замке осталась верхняя шкура языка. Долго сочилась кровь изо рта, но со временем зажило.
Или с таким вопросом подходили к малышам: – раскроют острый складной нож под углом и на спор заставляют указательным пальцем раскрыть, мол:
- Спорим, не раскроешь!
Выигрывает самолюбие – ну как же это, я да не раскрою?! Потом – бац - и кровища льётся ручьём из разрезанного пальца. Им-то смеху, а малыши иногда до кости палец разрезали. И Вовка тоже не составил исключения – поддавшись на эту садистскую уловку.
А однажды он играл с ребятишками на зернохранилище и залез в трубу зерносушилки. И чёрт его дёрнул полезть по трубе дальше - интересно было посмотреть, что же там? Метра четыре пролез и застрял в ней - ни туда и ни сюда.… Кричал-кричал, но никто его не услышал. Пришли взрослые на работу и он, услышав их, стал подавать знаки. Хоть и неудобно было, но всё же изловчился для стука по трубе. Разбирали трубопровод, чтобы достать этого путешественника. Им – то смеху много было, а Вовка такого страха натерпелся – не приведи Господь….
Помнится и тот случай, когда он поджёг за согрой сухую траву весной. Как полыхнула трава! На его беду, мгновенно, налетевшим порывом ветра, стало быстро раздувать зажженную траву, и пламя быстро понеслось к телятнику. Испугался Вовка, снял своё новое пальто, которое ему в первый раз в жизни купили, чтобы в школу в этом году пойти, и давай им тушить. Потушить – то потушил, но пальто прожёг на груди. Вечером ему старший брат выдал хорошую порцию «горяченьких» за ту «медаль» что латкой красовалась на груди новенького пальто. Окончив начальную школу в деревне с отличием, далее пришлось учиться на центральной усадьбе. Зимой жили в интернате. Там Вовка увлёкся шахматами. Днём, после выученных уроков, играл в шахматы, а по ночам играли в картёжную игру, называемая «трынка» и также в лото, только уже на деньги. Играли тогда, когда воспитатель уходила ночью домой. Кто-то один из детей стоял в карауле и всех предупреждал, когда воспитка возвращалась. Сразу всё прятали, и по комнатам раздавался ни в чем не повинный детский храпоток! Всё было в жизни! Так и выросли с приключениями и без. Время безжалостно крутило стрелки часов. Валентина вышла замуж, Николай, придя с армии, женился и уехал в другое село. Следом Анатолий ушёл в армию. Службу нёс на границе с Афганистаном. Много чего интересного писал брательник о службе. Вовка слыл первым парнем в деревне, так как играл на баяне и лицом и статью был пригож. После восьми классов, уехал учиться в речное училище в г. Новосибирск, полностью на государственном обеспечении. Родители остались вдвоем, получая небольшую пенсию и, каждый день заглядывали в почтовый ящик. Вовка и Анатолий писали довольно часто, вспоминая ту любовь и тепло, что давали им родители.
