На берегах Валенсии прекрасной,
Где море чище утренней росы,
А горы зеленее изумруда,
Жил рыболов отважный, безучастный
К любым явленьям девичьей красы,
Любовь считал безделицей, причудой.
Он пробуждался рано, до рассвета,
Когда весь город был под властью сна,
И уходил на лодке в бездну моря,
Дружил с пучиной, знал её секреты,
Она же к рыбаку была нежна,
Уловом щедро награждая вскоре.
Шел день за днем, рыбак был занят делом,
А был он молод и хорош собой,
Сводя с ума красавиц жарких местных.
Но как-то в город к ним явилась дева,
В её глазах звенел морской прибой,
А в голосе – хор ангелов небесных.
Не устоял, влюбился наш удильщик
И позабыл и море, и покой,
От девы ждёт взаимного ответа,
Но нет его, лишь роется могильщик
В его груди наточенной киркой.
Красавица в лучах элиты «света»
Отстукивает каблучком furioso,
Флиртуя и кривя прелестный рот.
Её смешили чувства рыболова.
А он с вершины скального утёса
Во множестве танцующих господ
Высматривал возлюбленную снова.
Минуты ковыляли час за часом,
Гремели кастаньетами в ночи.
Горели ярче солнца окна дома.
Рыбак стоял, в трубу впиваясь глазом,
Пока не погасили жар свечи
Последней, усмирив «грехи Содома».
А новым днём весь город облетела
Весть о помолвке девы с женихом
Из знатного внушительного рода.
Кирка могильщика совсем сдурела –
Вцепилась в грудь рыбацкую шипом,
Да так, что не хватала кислорода.
Боль разрывала, жгла и изгалялась
Над горестным влюбленным, как могла,
Три дня он пролежал в своей лачуге,
Но гадина в груди не унималась,
Она ещё и, наглая, лгала,
Что затерялось письмецо подруги,
Что всё обман и выдумки людские,
Что в эту дверь красавица войдет
И всю свою любовь ему подарит.
И так ещё три дня. Дела мирские
Не волновали рыбака. Водоворот
Больных страстей кипит, змеёю жалит.
Красавица в лачугу не являлась,
Письмо не шло, сил не было терпеть,
Грудь будто пронзена была кинжалом.
Встал рыболов и вышел. Начиналась
На море буря. «Лучше умереть.
Узнать бы только, что болит сначала.
Какой же орган грудь мою измучил,
Терзаемый любовною грозой?» -
И к доктору пошёл за разъяснением.
Чернее становились в небе тучи.
Шагал рыбак по улице босой,
Худой, обросший, словно приведенье.
Ввалился в дом известный и почтенный
И кинулся с расспросами к врачу.
Целитель, осмотрев его, ответил:
- Твой организм здоров и, он отменный,
А, ну-ка по груди я постучу –
В костях плохого тоже не заметил.
Но, в принципе, друг мой, теперь всё ясно –
Болит внутри тебя твоя душа.
«А можно ли увидеть эту душу?» -
Спросил рыбак. – Нет, милый мой. - «Ужасно!»
- Да, весть, увы, совсем не хороша.
Ну, а зачем? - «Чтоб вытащить наружу,
Чтоб боль меня оставила скорее».
- Нет, это, к сожалению, мечта.
Подвластна только богу эта тайна. –
Врач произнес влюбленного жалея.
«Какая у тебя здесь духота».
- Да нет, по-моему, вполне нормально.
И рыболов на воздух устремился,
И долго шёл, куда глаза глядят.
Волнение усилилось в природе.
Блуждающий взор вдруг остановился
На буквах, что на вывеске блестят.
«Таверна, » - распознал рыбак на своде.
Удильщиков в таверне было много –
На море нынче собирался шторм.
Веселье и вино текли рекою.
Со всеми поздоровавшись с порога,
Приятелей увидев за столом,
Рыбак подсел к ним, показав рукою
Работнику, чтоб тот большую кружку
Ему вина холодного достал,
Когда же получил, то выпил разом,
Потом к сидящим приставал пьянчужкам,
Вопросы неустанно задавал
То каждому отдельно, то всем сразу:
«А есть ли у тебя душа, приятель?
А знаешь ли ты, как болит она?
А видел кто из вас её когда-то?»
- Ты будто прокурор! – Нет, дознаватель!
- Эй, малый, принеси еще вина!
- За боль души давайте-ка, ребята!
Компания надрывно хохотала,
И каждый вставить норовил словцо
Покрепче, чтоб заметили остроту.
Надежда рыбака не оставляла,
Налились кровью очи и лицо,
Он влез на стол и закричал народу:
«Боль мучает меня невыносимо,
Внутри она занозою сидит.
У вас когда-нибудь душа болела?»
- Нет, всё у нас, представь себе, терпимо. –
Народ ему с усмешкой говорит. –
В каком живет она члене тела?
«Душа живет в груди, вот здесь, в серёдке, -
Рыбак себя ударил кулаком, -
Увидеть и открыть её мечтаю,
Чтоб вытащить занозу-сумасбродку,
И ничего не чувствовать потом,
И с легкостью парить, как тень пустая».
Вдруг раздались божественные звуки, -
Знакомый дивный голос зазвенел.
Рыбак наружу бросился сейчас же,
Жестокие испытывая муки,
Несчастными глазами он смотрел
На милую в богатом экипаже.
Она сидела рядом с кабальеро
И не сводила глаз больших с него,
В которых веселились краски моря.
Стихия всё сильнее свирепела
И задирала волны высоко,
Как будто горю рыболова вторя.
Уехала. Исчезла. Упорхнула.
Не уронила на босого взгляд.
Рыбак стоял и вслед смотрел убито.
На небе ярко молния сверкнула.
Очнулся он и ринулся назад,
Мгновение, и грудь его пробита.
И тут же гром и ливень разразился .
«Боль уходи! А с ней и ты, душа!» -
Кричал рыбак, клинок в руке сжимая. –
Открыть секрет я все-таки решился!»
По лезвию рыбацкого ножа
Спадала водопадом кровь шальная.
Рыбак осел и выполз на коленях
Под бой дождя. Люд двинулся за ним.
Притих несчастный, ожидая что-то,
На мокрых покосившихся ступенях.
Взгляд сделался восторженно пустым,
Узрел он будто райские ворота.
Вдруг рана светом бледным озарилась.
Свет разгорелся и покинул грудь,
Поднялся в небеса и быстро скрылся.
«Благодарю, что тайна мне открылась, -
Сказал рыбак, - теперь легко вздохнуть».
Вздохнул и умер. Ливень прекратился.
