В черновой ирреальности, брошенной, мятой, ошибочной,
Где война и молитва заложены каждой прожилочкой,
Где нежнейшие реки забились рабынями вьючными,
Где слова зарастают в спине абордажными крючьями,
Где оскал от улыбки и днём отличим не особо-то,
Где извечно господствует Алое – кровью и золотом –
В этой корче Твой взгляд – голубые цветущие персики
Глубиною святой вне оттенка, напева и лексики.
В горе-эру, которой не жить ни Христами, ни Лотами,
Изнутри потопляемую алчными злыми кислотами,
На моём перешитом запястье, заклятом гадалками,
Твои светлые слабые пальцы – напульсник фиалковый.
Он незрим и его не разрушить – слеза бескорыстная,
Усмиряет всю нечисть, что воет, по трещинам рыская.
Исцелённый, хранимый, в Тебя я влюбляюсь всё так же,
Мой негаснущий день, моя бабочка на патронташе…
