Вороньё

По холсту расползаются темными кляксами тени.

Это утро, пожалуй, не стоит таких откровений,

Но стекается боль, будто рана во мне ножевая:

Я пишу и пишу вороньё, а оно оживает.

Жаль, меня, как других бунтарей, не поставили к стенке,

В одиночестве жизнь без друзей потеряла оттенки.

Лишь цветут имена на губах, как привычная мантра.

Сохранили художницу, сделали жертвой таланта.

Только в сумрачной башне талант обернулся проклятьем –

Потемнели все краски, окрысилось трауром платье.

Отскрести бы холсты, поменять бы все краски и кисти!

Пусть во сне для меня пропоёт неозвученный выстрел!

В старой башне высокие окна и голые стены.

В одиночестве полном в себя прихожу постепенно.

Чтобы мне хоть с холста улыбнулись знакомые лица,

Вновь хватаюсь за кисть, но всегда получаются птицы.

Я пройду до конца наказание данное с честью

И пожизненно буду писать их, пока не исчезну:

Только эхо слепое по залу рассыплется граем.

Я пишу и пишу вороньё, а оно оживает.