За горы солнце закатилось,
Долины облеклися в мрак,
Едва лишь только небо рдилось,
Пурпуровый являя зрак.
Там влажные пары струились
По разноцветным гор верхам;
Туманы белы там сребрились,
Клубясь по бархатным лугам.
Глубока тишина настала
В кудрявых рощах и в полях;
Забава шумна умолкала
Увеселять игрой в селах.
Луна янтарный луч пустила
Из синих яхонтных небес
И слабым светом осветила
Там хижинку среди древес,
На Праге коея сидели
Сын в тишине с отцом своим,
На звезды, на луну смотрели
И мирно занимались сим.
Вдруг старец горькими слезами
Молчанье мертвое прервал,
С прискорбием сплеснув руками,
«Великий боже!..» — он вскричал,
«О чем ты плачешь, мой родитель?» —
Спросил тут юноша, стеня.
«Я зрю — небесная обитель
В объятия зовет меня.
Ах, сын мой нежный, сын любезный!
Уж скоро кончится мой век.
Так! скоро ты, несчастный, бедный,
Лишишься и отца...» — он рек.
И слезы частые ручьями
Из томных потекли очей.
«Я беден был всегда, и нами
Гнушалось счастье в жизни сей.
С каким мученьем умираю,
Тебе что, мой любезный сын,
Наследства мало оставляю!
Но сим богат хоть будь один:
Люби сердечно добродетель
И ближнего, как сам себя;
Будь и врагам ты благодетель —
То бог помилует тебя,
Бог сделает счастливым верно».
Лишь только он ему сказал,
В последний раз обнявши нежно.
Как вдруг весь побледнел — упал.
Сын добрый всё исполнил точно,
Отец что добрый говорил:
Провел жизнь тихо, беспорочно,
До самой смерти счастлив был.
