Жил-был однажды старый домовой, семисот лет от роду, и обосновался он в подземелье Абоского замка.
У него была такая длинная борода, что он мог дважды обернуть ее вокруг себя.
Был он сгорблен и согнут, словно старый арбалет, натянутый до отказа.
Домовой похвалялся, что он-де самый старый домовой во всей стране.
Даже домовой из кафедрального собора, которому было пятьсот пятьдесят лет, величал его дядюшкой.
Все прочие домовые Финляндии считали его главой рода.
Домовой Абоского замка был хороший, щепетильно честный, дельный, хотя и не без слабостей.
Жил он в самом глубоком подземелье Абоского замка, в так называемой Полой башне, где в стародавние времена содержали самых отпетых и опасных преступников, которым никогда больше не суждено было увидеть белый свет.
Там-то и находился со всеми возможными удобствами роскошный «дворец» домового.
Там не было недостатка в мусорных кучах, разбитых вдребезги кувшинах, рваной рогоже, непарных сапогах и перчатках, ломаных игрушках, оконных створках без стекол, в ушатах и чанах без днищ, в изглоданных крысами книгах без переплетов и множестве другого хлама, совершенно не поддающегося описанию.
Башня тщательнейшим образом была задрапирована паутиной всевозможнейших узоров и усеяна небольшими лужица-ми, которые в течение сотен лет непрестанно восполняли запасы воды.
В этом удобном обиталище домовому жилось так хорошо, что он редко искал общества вне дома.
Других домовых старый батюшка-домовой из подземелья вообще ни в грош не ставил и не считал их сколько-нибудь достойными внимания.
- В мире нынче все измельчало, - говаривал он. - Домовые годятся теперь лишь на то, чтобы строить беседки да чинить детские игрушки, чистить сапоги да подметать пол.
Люди презирают их и не удостаивают даже угощения - плошки каши на Рождество.
Посмотрели бы вы на стариков домовых в мое время!
Мы сдвигали скалы и строили башни.
У старого домового было всего лишь два друга, которых он иногда посещал: домовой из кафедрального собора и старый привратник из замка - Маттс Мурстен.
Домового из собора он посещал раз в двадцать лет, и разв двадцать же лет домовой из кафедрального собора жаловал в гости к домовому из замка.
У них был кратчайший путь друг к другу через знаменитый подземный ход меж замком и собором, ход, о котором рассказывают все жители Або, хотя никто из них его не видел.
Домовым было вовсе не трудно прокрадываться через тесный ход - им ведь ничего не стоит пролезть и сквозь замочную скважину.
Гораздо хуже обстояло дело с детьми человеческими.
Привратник Маттс Мурстен знал это лучше кого-либо другого, потому что он был единственным человеком, которому удалось проползти через этот ход.
И вот тогда-то он впервые и познакомился со старым домовым из Абоского замка.
Маттс Мурстен был в то время проворным мальчуганом двенадцати лет, и ему море было по колено.
Он искал старые пули от мушкетов среди древнего хлама в подземелье замка, когда его однажды утром угораздило обнаружить лаз в подземный ход.
Вот он и стал изучать, куда может привести эта дыра.
Он все полз и полз, но когда ему удалось продвинуться вперед, камни за его спиной обрушились и преградили обратный путь.
Это ничуть не опечалило Маттса; ведь где-нибудь он-то, верно, сможет вылезти из подземного хода!
Но под конец случилось так, что камни обрушились и впереди, так что Маттс не смог пролезть ни вперед, ни назад.
Так бы он, видно, и сидел пригвожденный к месту и поныне, если бы все это не произошло в тот самый день, когда домовые из замка и кафедрального собора имели обыкновение раз в двадцать лет посещать друг друга.
Домовой из замка шел как раз к домовому из собора, когда обнаружил мальчика, застрявшего в куче мусора, словно лисенок в капкане!
А сердце у домового было доброе, ведь все домовые хотя и страшно обидчивы, но добросердечны.
Потому-то он и зарычал на Маттса:
- Ты что здесь делаешь?
- Ищу старые пули, - дрожа, ответил Маттс.
Домовой засмеялся:
- Держись крепче за голенище моего сапога, - посоветовал он, - и я помогу тебе выбраться отсюда.
Маттс ничего не видел в темноте, но, протянув руку, ухватился за голенище сапога домового.
Они быстро двигались вперед между камнями и щебнем, а вскоре домовой сказал:
- Вылезай через дыру!
Маттс, по-прежнему ничего не видя, ухватился за творило лаза, которое могло подниматься вверх.
И вскоре он уже очутился на высоких хорах кафедрального собора, где в полном облачении стоял епископ и как раз собирался отправлять службу.
- Посмотрите-ка на него, - сказал епископ. - Что тебе надо в винном погребе собора?
Маттс подумал, что епископ вряд ли опаснее старого домового, и откровенно ответил, что искал мушкетные пули.
Епископ счел, что ему не подобает смеяться, когда он облачен в столь парадные одежды.
Он указал лишь мальчику пальцем на заднюю дверцу, после чего Маттс убрался как можно скорее.
С этого дня между Маттсом Мурстеном и старым домовым из Абоского замка завязалась, можно сказать, дружба.
Маттс его не видел, потому что старый домовой ходил по большей части невидимкой в своей серой куртке и черной мерлушковой шапке.
Стоило ему вывернуть шапку наизнанку, как он становился невидимкой.
Домовому доставляло удовольствие помогать (это в обычае домовых) в том, чтобы Маттс благоденствовал на этом свете.
И у мальчика и вправду все шло на удивление хорошо.
Когда Маттсу Мурстену исполнилось тридцать лет, он стал привратником в Абоском замке.
Он с честью исправлял свою должность целых пятьдесят лети, отслужив до восьмидесяти, вышел в отставку с пенсией.
А потом много-много лет прожил в старом замке, где некогда искал пули в подземелье.
Дружба между домовым и привратником стала столь задушевной, насколько это вообще возможно между домовым и человеком.
Маттс Мурстен передал свою должность мужу внучки Андерсу Тегельстену и больше уже не беспокоился о том, что узники из замка сбегут.
Теперь у него было довольно времени, чтобы бродить, где ему вздумается, по старому замку, исправлять повреждения, затыкать разбитые оконные рамы и всячески препятствовать снегу и дождю проникать сквозь щели в крыше.
Во время своих блужданий он часто встречал старого домового, не видя его.
Домовой занимался теми же самыми делами, что и привратник, потому что оба старика ничего на свете так не любили, как свой замок.
Никто, кроме них, не заботился об этой древней постройке.
Стоит, ну и пусть стоит, а рухнет, ну и что же… Над замком полыхал огонь, над ним проносилось время, зимы врывались в него снегом, лето - дождем, ветер сотрясал его трубы, крысы прогрызали дырки в полах, дятлы разбивали рейки оконных переплетов, своды подземелья грозили обрушиться, а башни подозрительно клонились набок.
Абоский замок уже давно превратился бы в кучу щебня, если бы домовой постоянно не занимался тем, что исправлял все повреждения.
А теперь еще у домового появился помощник в лице старого Мурстена.
Семисотлетнее сердце домового было тронуто.
В один прекрасный день случилось так, что он вывернул мерлушковую шапку мехом наружу и тут же перестал быть невидимкой.
Откуда он только такой взялся!
Старый Мурстен чуть не рухнул от испуга с лестницы башни, когда увидел маленького, ласково ухмылявшегося старца с длинной белой бородой и согбенной спиной.
От удивления он хотел было перекреститься, как это делалось еще во времена его детства, но домовой опередил старика:
- Ты боишься меня? - спросил домовой.
- Не-е-т, - заикаясь, возразил привратник.
Но он все-таки испугался и спросил: - С кем имею честь?..
Домовой засмеялся со свойственным ему лукавством.
- Ах, вон что, ты не имеешь чести меня знать.
Помнишь, кто сказал тебе:
Держись крепче за голенище моего сапога!» - когда тебе было двенадцать лет?
Помнишь, кто задул свечу, когда ты заснул над книгой, и кто отыскал твой сапог в море, когда ты упал с причала?
Помнишь, кто подчистил кляксу, когда ты писал прошение о должности привратника?
А знаешь, кто все ночи напролет ходил по замку, пока ты спал, и приглядывал, чтобы все двери узников были надежно заперты?
Это был я.
Полагаю,
Маттс Мурстен, мы старые знакомые.
Станем теперь друзьями!
Привратник сильно смутился.
Он, конечно, догадался, кто был пред ним, и, как добрый христианин, страшился общения с нелюдем.
Но он сделал хорошую мину при плохой игре и с того раза уже привык встречать старого домового то тут, то там во время своих блужданий по замку.
А рассказы домового об Абоском замке стоили того, чтобы их послушать.
Домовой принимал участие во всех событиях и происшествиях с самого начала существования замка, он помнил все, словно это было вчера.
Он видел Святого Эрика и Святого Хенрика.
Он знал всех хёвдингов из этого замка.
Он видел герцога Юхана
II, любимого сына короля Густава Васы, и его блистательный двор, он видел пленного короля Эрика, что доводился Юхану старшим братом.
Видел Пера Брахе, который принимал первых профессоров в Абоской академии, и многих других прославленных мужей.
Домовой рассказывал о частых осадах замка и злосчастных судьбах его обитателей во времена пожаров и войн.
Самый страшный пожар случился тогда, когда домовой уехал навестить своих кузин, домових из Тавастехуса.
После этого события он решил больше никогда не покидать Або.
Привратник внимательно слушал домового и следовал за ним из одного зала в другой, из одного подземелья в следующее.
И вот однажды они пришли к Полой башне.
- Не хочешь ли спуститься ко мне вниз и поглядеть, как я живу? - предложил домовой.
- О да, - не без тайного трепета ответил привратник.
Но любопытство взяло верх: в Полой башне он никогда не был.
Они спустились вниз, домовой впереди, привратник позади.
Внизу было темно, хоть глаз выколи, страшно холодно, сыро и смрадно.
- Разве я не уютно устроился? - спросил домовой.
- Разумеется, уютно, коли вам по вкусу, - вежливо согласился Маттс Мурстен.
И в тот же миг наступил на лапку дохлой крысы так, что она хрустнула у него под ногой.
- Да, у вас, людей, какая-то удивительная страсть к солнечному свету и воздуху, - засмеялся домовой. - У меня же есть то, что гораздо лучше.
Приходилось ли тебе дышать более целительным воздухом?!
А свет, который есть у меня, куда лучше солнечного, вот увидишь.
Мурра, старая троллиха, где ты пропадаешь?
Иди сейчас же сюда и посвети моему собрату по ремеслу.
При этих словах что-то черное прокралось едва слышными шагами из самого отдаленного угла, влезло на камень и вытаращило два огромных сверкающих зеленых глаза.
- Ну как, по душе тебе мое освещение? - полюбопытствовал домовой.
- Это кошка? - спросил привратник, одержимый тайным желанием очутиться подальше отсюда.
- Да, сейчас Мурра - кошка, но она не всегда была кошкой.
Она сторожит мой двор и остается моей единственной собеседницей.
Она добрая тварь, когда не злится.
Безопасности ради не подходи к ней слишком близко.
Я могу обойтись без общества, но мне нужна дворовая стража.
Хочешь посмотреть мою сокровищницу?
- Благодарю покорно, я не любопытен, - отвечал привратник.
Он мерз и думал про себя, что сокровища домового, верно, так же «замечательны», как воздух и освещение в его башне.
- Как прикажешь!
Сдается мне, ты принимаешь меня за нищего, - обидчиво сказал домовой. - Иди сюда, погляди!
С этими словами он отворил маленькую заржавелую дверцу, которая пряталась в самом темном углу, подо мхом, плесенью и паутиной.
Кошка Мурра прокралась через эту дверцу и осветила своими сверкающими глазами подземелье, набитое золотом, серебром и драгоценными камнями, богатой придворной одеждой, великолепными доспехами и прочими сокровищами.
Домовой оглядел все эти драгоценности с каким-то жадным удовлетворением.
А потом похлопал своего гостя по плечу и сказал:
- Признайся,
Маттс Мурстен, что я вовсе не такой бедняк, каким ты по простоте душевной меня представлял.
Все это мое, захваченное по праву имущество.
Всякий раз, когда в замке случался пожар или его разоряли враги, я невидимкой бегал по залам, подземельям и прятал несметные сокровища, которые, как считают, стали добычей огня или недруга.
О, как прекрасно быть таким богачом!
- Но что вы делаете со своим богатством, вы, который так одинок? - осмелился спросить привратник.
- Что я с ним делаю?
Я любуюсь им дни и ночи напролет, я сохраняю, я защищаю его.
Разве я в таком окружении одинок?
- Ну а если кто-нибудь придет и выкрадет ваше сокровище?
Мурра поняла вопрос и рассвирепела.
Старый домовой крепко схватил своего испуганного гостя за руку и, не ответив, повел его к другой, железной, дверце, которую он слегка приотворил.
Оттуда слышался ужасный рев, казалось, рычат сотни хищников.
- А ты не думаешь, - воскликнул хриплым от гнева голосом маленький старичок, - ты не думаешь, что несчастные людишки уже не раз жаждали захватить мои сокровища!
Здесь лежат эти разбойники, связанные по рукам и ногам.
Все они теперь - волки, и если у тебя есть охота сделать то, что пытались сделать они, ты разделишь их участь.
- Боже, сохрани нас, - вздохнул кроткий привратник.
Когда домовой увидел, как испугался его гость, к нему вернулось его хорошее настроение, и он сказал.
- Не принимай это так близко к сердцу.
Ты честный малый,
Маттс Мурстен, поэтому ты узнаешь еще кое-что.
Ты видишь здесь и третью железную дверцу, но ее не смеет открыть никто, даже я.
Глубоко внизу, под фундаментом замка, сидит тот, кто гораздо старше и гораздо могущественнее меня.
Там сидит старый Вейнемейнен, окруженный своими спящими воина-ми, и все ждет и ждет.
Борода его гораздо длиннее моей.
А когда она вырастет так, что сможет обвиться вокруг каменного стола, тогда наступит конец его заточению.
Борода растет с каждым днем, и каждый день он проверяет, хватит ли ее, чтобы обвить вокруг стола.
Но как только он видит, что еще немного недостает, он очень грустит, и тогда звуки его кантеле так отчетливо доносятся сквозь толщу скал, что к ним прислушиваются даже старые стены замка.
А здешняя река на воле выходит из берегов, чтобы лучше слышать.
И вот его богатыри просыпаются, поднимаются во весь рост и ударяют мечами о щиты с такой силой, что своды замка сотрясаются.
Ну а теперь, мой друг Маттс Мурстен, разумнее тебе отправиться наверх, к людям.
А не то услышишь больше, чем в силах выдержать.
Но я чуть было не забыл, что ты мой гость и тебя нужно угостить.
Могу себе представить, что тебя не прельщают такие лакомства, как студень из паутины и приправленная пряностями вода из лужи… Не стесняйся, говори начистоту.
Хочешь кружку пива?
Иди за мной, у меня есть немало всяких припасов.
Часто я удивлялся, как это я умудряюсь хранить разный ненужный хлам, но теперь я вижу, что он все же на что-нибудь да и сгодится.
Домовой вытащил из сокровищницы серебряный кубок и налил в него блестящую темно-коричневую жидкость из большой дубовой бочки.
Привратник сильно озяб и не мог отказать себе в удовольствии отведать пива; он счел, что оно ничуть не хуже самого благородного вина.
Привратник даже осмелился спросить, откуда у домового такой драгоценный напиток.
- Это не что иное, как оставшаяся от герцога Юхана бочка знаменитого финского пива.
Оно настаивается с годами, как моя вода из лужи.
Сохрани кубок на память обо мне; но не говори об этом никому ни слова.
Таких кубков у меня сотни.
- Спасибо вам, батюшка домовой, - поблагодарил его старый Мурстен. - Могу я пригласить вас послезавтра на свадьбу?
Это, ясное дело, дерзость с моей стороны, но моя правнучка, малютка Роза, выходит замуж за фельдфебеля Роберта Флинту, и это будет большая честь, если… если…
Но тут вдруг старику пришло на ум: а как отнесется священник к домовому?
И он осекся.
- Я подумаю, - заметил домовой.
Вскоре они вернулись в подземелье замка под Полой башней.
Когда старый Мурстен почувствовал, что легкие его наполняются свежим воздухом, ему показалось, будто никогда прежде не дышалось ему так легко.
Нет, - подумал он, - за все сокровища тролля я еще раз в эту ужасную башню не полезу».
И вот в старом замке принялись убирать, скрести и мыть.
Ведь будут играть свадьбу!
И вовсе не какая-нибудь там барышня из замка в шитом серебром платье выходила замуж за рыцаря с развевающимся на шлеме султаном из перьев и звенящими шпорами.
Нет!
То была всего-навсего молоденькая девица из Або в домотканом хлопчатом платьице.
Но вы бы видели, как пригожа и хороша была малютка Роза!
Бойкий фельдфебель из батальона метких стрелков дал ей понять, что если она только захочет, то со временем может стать генеральшей, когда он сам выбьется в генералы.
Малютка Роза сочла это вполне вероятным и дала слово для начала стать фру фельдфебельшей.
Но у Роберта Флинты был соперник, его двоюродный брат по имени Чилиан Грип.
И он положил глаз на малютку Розу, да-да, и он тоже!
Но не столько ради ее собственной маленькой персоны, сколько ради денег, которые, как он полагал, она получит со временем в наследство.
Удача Роберта Флинты привела его в страшную ярость, и он решил, посоветовавшись со своей мамашей Сарой, самой зловредной старой сплетницей в Або, попытаться выведать, как бы одержать верх над соперником.
Но не успел Чилиан ахнуть, как в церкви состоялось оглашение имен жениха и невесты.
Все приготовления к свадьбе удались сверх всяких ожиданий.
Пшеничные сухарики поднялись на дрожжах, как булки, кладовые, словно сами по себе, ломились от яств.
Крысы хотели было к ним подобраться, но все до единой попали в капканы.
Казалось, весь замок помолодел, все разбитые стекла стали вдруг целыми, сломанные лестницы были починены, сдутые ветром печные трубы поднялись заново.
Люди не уставали диву даваться, но старый-то привратник хорошо знал, кто виновник всех этих дружеских забот.
Ему бы следовало испытывать только благодарность, а он вместо этого думал про себя:
Что скажет священник, когда войдет старый домовой и вывернет свою мерлушковую шапку мехом наружу?»
Настал день свадьбы, явились гости, но домовой не показывался.
С облегчением вздохнув, привратник присоединился к свадебному веселью.
И музыка, и танцы, и речи были такими прекрасными, ну прямо под стать настоящему фельдмаршалу, а не только тому, кто намеревался стать генералом.
Малютка Роза была так хороша и казалась такой счастливой в своем простом белом платьице с цветком шиповника в волосах, что никто уже давным-давно не видывал столь прелестной невесты.
А Роберт Флинта выступал во время полонеза с таким достоинством, словно был уже по меньшей мере генералом.
Наконец, когда настал черед выпить за здоровье невесты, все стаканы наполнились сами по себе, а едва малютка Роза вошла в круг поздравляющих, невидимая рука надела ей на головку сверкающую драгоценную корону.
Гости в зале только диву давались.
Все видели корону, но никто не видал того, кто надел ее на голову невесты.
И тогда начали шептаться, что, мол, прадедушка невесты, старый привратник, должно быть, нашел сокровище в одном из подземелий замка.
Старый Мурстен держал свои мысли при себе, ожидая в страхе, что увидит, как домовой явится среди гостей, ухмыляясь от удовольствия, и спросит:
- Доволен ты моим подарком невесте?
Но домовой не пришел, вернее, он был уже здесь.
Гостей обносили чашечками кофе, когда привратник услыхал, как знакомый голос шепчет ему на ухо:
- Можно я возьму сухарик для Мурры?
- Возьми четыре сухарика, возьми всю корзинку, - шепнул ему в ответ ошеломленный привратник.
- Бедняжке Мурре надо чем-нибудь подкрепиться - продолжал голос. - Видишь, старый друг, я принял твое приглашение.
Но я не собираюсь выворачивать шапку мехом наружу, я не очень-то люблю священника.
Как, по-твоему, идет моя корона невесте?
- Она похожа в ней на королеву.
Еще бы, - заметил домовой. - Это корона Катарины Ягеллоники той поры, когда она была герцогиней Финляндской и жила в Або.
Но никому об этом ни слова.
- Ясное дело, я буду молчать, - прошептал привратник. - Не могу ли я предложить крендель для Мурры?
- Мурра ест всего лишь один раз в пятьдесят лет.
Ей хватит, - ответил домовой. - Прощай пока и спасибо за угощение.
Здесь наверху так отчаянно светло, я хочу поскорее очутиться в моей уютной Полой башне.
На этом шепот стих; привратник был доволен, что избавился от столь сомнительного свадебного гостя.
На радостях он выпил за здоровье невесты ароматного вина.
Но ему, честному Мурстену, не следовало бы этого делать: ведь он был стар, и вино ударило ему в голову.
Он стал болтлив и позабыл о том, что надо держать язык за зубами.
Меж тем тетушка Сара и ее сын, разумеется, не преминули явиться на свадьбу.
Усевшись рядом с привратником,
Сара не могла надивиться на драгоценную корону.
Зачем прививать девчонке тщеславие?
Лучше продать корону золотых дел мастеру и получить за нее кучу денег, чем учить Розу задирать нос.
И если ты,
Мурстен, нашел корону в подземелье замка, то она все же принадлежит высокому начальству, поскольку и весь замок также его собственность.
- И вовсе не я нашел корону.
И не я подарил ее невесте, - рассерженно ответил привратник.
- Сохрани меня Боже, кто же еще мог бы подарить невесте такую драгоценность?
- Вас, мадам, это не касается, - сказал привратник.
- Не касается меня?
Меня не касается.
А что если прокурор явится к моему кровному племяннику-жениху и скажет:
Держи ответ за краденое добро, фельдфебель.
Корона краденая!»
Честный Маттс Мурстен рассердился и сгоряча наговорил о сокровищах в башне больше, чем того требовало благоразумие.
Сара, которой удалось выведать тайну домового, тотчас подошла к своему сыну и нашептала ему, что в Полой башне спрятаны несметные богатства.
Их надобно присвоить, прежде чем кто-нибудь другой про то узнает.
Чилиан Грип тотчас вызвался пойти за сокровищем.
Мать и сын тайком выбрались из зала, запаслись фонарем, лопатой, киркой, веревочной лестницей и, никем не замеченные, отправились вниз в Полую башню.
В глубоком подземелье было темно, каждый шаг повторяло эхо, вспугнутые крысы бежали вниз в свои норы.
Потайной фонарь отбрасывал неверный свет на серые пыльные стены, по которым взад-вперед ползали пауки.
- Кто-то идет за нами… Ты не слышишь шаги? - спросила Сара.
- Это стены повторяют эхо наших шагов, матушка, - ответил Чилиан.
Здесь, в этих пустынных залах, малютка Роза и в темноте, и при дневном свете не раз бродила одна, ничего не страшась.
Но, когда совесть нечиста, дрожишь от малейшего звука!
После долгих поисков мать с сыном нашли наконец Полую башню.
Ледяным смрадным воздухом повеяло на них из глубины.
Неужто они осмелятся спуститься вниз, в эту мрачную и холодную дыру?
Не ходите туда!» - повелела им Совесть.
О, полезайте туда!» - повелела им Алчность.
Сержант взял веревочную лестницу, крепко привязал ее у входа в подземелье и первым полез вниз, меж тем как его жадная мамаша следовала за ним по пятам.
Не успели они спуститься вниз, как фонарь погас.
Черная тьма окутала их, точно мешком.
И тут внезапно пара пылающих углей вспыхнула пред ними.
То были глаза кошки Мурры.
- Сдается, лучше нам подняться обратно, - задрожав, прошептала Сара.
Сын ее думал точно так же.
Но только они поставили ногу на веревочную лестницу, как замок содрогнулся от страшного грохота.
Камни и гравий обрушились в башню и закрыли людям обратный путь.
В тот же миг при свете кошачьих глаз они увидели маленькую серую и сгорбленную фигурку домового, его крошечные красные глазки и длинную бороду.
- Добро пожаловать в мое жилище, - ухмыльнулся домовой. - Как любезно с вашей стороны навестить меня, я же в свою очередь оставлю вас у себя навечно.
Я покажу вам мои сокровища, те самые сокровища, которые так пришлись вам по душе, но которые никогда не станут вашими.
Мурра будет вам мурлыкать.
Ты должна знать,
Сара, что пятьсот лет тому назад Мурра была точь-в-точь такой же старой сплетницей и сквалыгой, что и ты.
А после того как она прожила отпущенный ей людской век, она стала кошкой.
Этой же чести будешь удостоена и ты, мой друг!
Видишь, как глаза Мурры светятся от удовольствия, что наконец-то у нее появилась подруга!
А ты,
Грип, раз уж ты вор, после того как проживешь свой людской век, станешь волком среди всех прочих волков.
Слышишь, как они воют от радости?!
Чилиану Грипу с его мамашей пришлось остаться в Полой башне.
Люди только диву давались, куда они пропали.
Но кто станет горевать о сплетнице и кто будет оплакивать вора?
На следующий день старый привратник Мурстен сказал правнучке:
- Роза, свадьба вчера была чудесна, а невеста прекрасна.
Дитя мое, попробуй угадать, кто некогда носил твой венец?
Ни больше ни меньше, как Катарина Ягеллоника, герцогиня Финляндская.
- Дедушка, вы смеетесь надо мной, - воскликнула Роза.
- Ты мне не веришь?
Я знаю это из самых надежных рук.
Принеси сюда корону, и ты увидишь, что она отмечена королевским вензелем.
Роза подошла к шкафу, где хранила свой подвенечный наряд, но, изумленная, вернулась обратно.
Корона исчезла.
Вместо нее лежал лишь кусок ржавого железа.
- Ах я, старый дурак, - вздохнул привратник, который не смог сохранить тайну. - Я поклялся молчать о тайне, которую мне доверили, и я же выдал ее.
Дитя, дитя, не выдавай никогда ничего из того, что доверили тебе под клятву молчания.
Роза решила, что старый прадедушка впал в детство.
Ведь ему исполнилось уже восемьдесят восемь лет.
Однако же Маттс Мурстен прожил еще два года, но он не ходил больше в подземелье и по лестницам башни.
У него не было ни малейшего желания встречаться со своим старым другом домовым.
Потому что по многим признакам он понял, что домовой перестал оказывать ему прежнее дружелюбие.
Покои замка никогда больше не убирала невидимая рука, цветы не поливали, а обвалившиеся стены не поднимались вновь.
Замок пришел в упадок.
Латать и чинить его было бесполезно, ведь ничто не могло противостоять той разрушительной силе, которая свирепствовала теперь в древнем замке.
Однажды старый Мурстен попросил Розу:
- Поведи меня на прогулку в замок!
- Хорошо, - ответила Роза. - Куда же ты хочешь пойти, дедушка?
В подземелье, в залы или в башню?
- Нет, нет, не в подземелье и даже не в башню.
Я могу встретить кого-нибудь на лестницах.
Поведи меня к открытому окну на Ауру.
Мне нужен свежий воздух.
- Тогда пойдем в Западный зал, окна которого выходят на устье реки.
Я повезу с собой моего сыночка в плетеной колясочке.
У Розы был уже маленький мальчик, которого назвали в честь короля Эрика.
Они медленно брели по замку.
Солнце освещало могучие серые стены и почти девяносто летнего старца, что в последний раз брел по дорогому его сердцу замку.
Выглядывая в маленькие оконца, он видел у подножия башни залив, мерцающий и спокойный.
Воспетая поэтами Аура катила свои сверкающие воды в залив, а вдалеке виднелись сотни белых парусов, которые раскачивал летний ветер.
Глазами, полными слез, смотрел на все это великолепие старый привратник.
- Ах, - вздохнул он, - вскоре этот прекрасный старый замок рассыплется в прах.
Древнейший замок Финляндии превратится в груду камней, и галки напрасно будут искать стену, где построили бы свои гнезда.
Если б я мог спасти старый замок от разрушения, я охотно отдал бы за него свою жизнь.
- Ну не очень-то дорого он тогда бы и стоил, - сказал хорошо знакомый привратнику голос, и старый домовой в шапке, вывернутой мехом наружу, вылез из трещины в стене.
- Это вы? - удивленно спросил привратник.
- А кто же еще! - засмеялся старый домовой. - Только я переселился из Полой башни в другую крысиную нору.
Не мог выдержать несмолкаемую болтовню старухи Сары.
Такая сплетница даже домового обратит в бегство.
Ух, я теперь стал туг на ухо, я старею, и в мире нынче все измельчало, все вздор и чепуха.
- Это правда, - вздохнул привратник. - Мир становится все хуже и хуже.
Но что же вы собираетесь теперь делать, если позволяете замку прийти в упадок?
- Позволяю? - проворчал домовой. - Тому есть причины, я был в дурном настроении.
Но я не в силах забыть мой старый замок.
Я должен, верно, выдержать еще несколько сотен лет до тех пор, пока борода старца, сидящего внизу, не обовьется вокруг каменного стола.
Ты что-то такое говорил, будто готов отдать свою жизнь за старый замок?
- Я бы охотно это сделал, если вы и впредь сохраните его могущество.
- А на что мне твоя жизнь, старый ты пень, - расхохотался домовой. - Твоя жизнь исчисляется теперь часами.
Отдай мне лучше малыша в плетеной колясочке.
Он может прожить свои семьдесят - восемьдесят лет и стать мне добрым слугой.
При этих словах малютка Роза побледнела и склонилась над ребенком, словно защищая его.
- Мою жизнь можешь взять тысячу раз, - воскликнула она, - но не смей касаться маленького Эрика.
Домовой нахмурил кустистые брови и пробормотал:
- Вы, люди, удивительное племя, не понимаю я вас!
Что такое человеческая жизнь?
Где был этот ребенок вчера и где будет этот старик завтра?
Нет уж, нам, домовым, куда лучше.
Не желаю я с вами меняться.
Роза взглянула на него.
- Домовой, - сказала она, - знай же: если бы тебе исполнилась тысяча лет да проживи ты еще тысячу, мы все равно будем жить дольше, чем ты.
Такие дерзкие слова заставили обидчивого домового вскипеть от ярости.
- Берегись сама, ты, муравьиха! - воскликнул он и ударил рукой о стену с такой силой, что обломок стены, огромный как скала, оборвался и со страшным грохотом обрушился с крутых склонов.
Еще один такой удар - и вся стена рассыплется в прах.
Роза и ее прадед упали на колени, готовые к тому, что старые стены сокрушат их в один миг.
Но тут внезапно рука домового замерла и бессильно свесилась вниз.
Его недавно столь суровые черты стали удивительно печальны, и привратник с Розой увидели, как крупные слезы покатились из его маленьких красных моргающих глазок.
Глубоко внизу из недр скалы под фундаментом замка послышались отдаленные звуки песни и музыка, такая сладостная, подобной которой никто никогда не слыхал.
- Слышите? - прошептал домовой. - Это старец в недрах горы, тот, что много старше меня!
Они долго слушали в полном изумлении.
Наконец песня смолкла, послышалось бряцанье, казалось, скрещивается оружие, и подземелье замка содрогнулось.
- Старец из недр горы кончил петь, - пояснил домовой, - и его люди ударяют своими мечами о щиты.
Хорошо, что он запел в самое время.
А не то бы я свершил такое, в чем бы потом горько раскаивался.
Поднимайся, старик-батюшка!
Привратник меж тем опустился на пол.
- Поднимайся, дедушка, - попросила Роза и взяла его за руку, но рука старика тут же упала.
Маттс Мурстен умер, пока пели песню.
Лучи вечернего солнца коснулись его седых волос.
- Так, так, - произнес домовой со странной гримасой и с таким незнакомым выражением в голосе, какого никогда прежде никто у него не слышал.
Мой старый друг принял злую шутку всерьез.
Клянусь моими сокровищами!
Я не хотел обидеть ни тебя, ни твоего малыша.
Но я хочу сдержать свою клятву, старый товарищ.
Этот замок не рассыплется в прах еще целых пятьсот лет, до тех пор, пока рука моя сохранит свою силу.
Но ты покинул меня, старый собрат по ремеслу, - продолжал домовой. - Кто поможет мне теперь заботиться о нашем старом замке?
- Вместо дедушки это буду делать я, - заплакала Роза. - А когда мой маленький Эрик станет взрослым, он тоже полюбит старый замок и будет помогать вам так же, как старый прадедушка.
- Тогда Эрик все равно станет моим слугой, - сказал домовой.
- Нет, - возразила Роза, - до конца своей жизни он будет служителем Бога и людей.
Старый привратник Маттс Мурстен был погребен со всеми почестями, под колокольный звон и пение псалмов.
После его смерти замок снова обрел былой уют.
Огромный обломок стены однажды утром был снова водружен на свое прежнее место.
Каменщикам стало легко поднимать и другие обрушившиеся стены.
Каждый камень казался совсем легким.
Все дыры и трещины заделывались, словно сами собой, и часто по ночам слышалось, как гравий и камни перетаскивают по пустынным залам.
Это делал домовой, сдержавший клятву, которую дал старому привратнику.
Так что Абоский замок стоит еще и поныне!
