Растут ли розы в вагонах

Мгновение измеряется в секундах. Чтобы узреть, нужна яркая вспышка. Глаза. Губы. Волосы цвета роз. В вагоне метро все глаза проглядываю, продираю дыры на рукавах, да и зачем смотреть на что-то ещё? И кажется, что вот-вот зароешься и уснёшь, во сне пролезешь в узкое отверстие таблетки и увидишь такие яркие батарейки. Набиваю полный рот и ору: «Мгновение, мгновение». Мгновение нельзя глотать, оно легко выглядывает из бокала, смотрит и застывает. Выхожу. Долго гляжу на вагоны, глотаю оскорбления поезда, пытаюсь увидеть еле заметное розовое пятно в приглушённых тонах, еле слышимое. Его тоже можно слышать. Растут ли розы в вагонах? Всё сливается, убегает. Быть ощутимой некоторое время. Когда застынет мгновение и узришь то, чего так желаешь, на секунду существование озарится ярким светом, свет станет продираться сквозь тебя, и ты задумаешься. А может, я и живу ради этих вспышек? Может, именно ради этого? Я часто спрашиваю себя, в какой момент я стала такой вымученной, выжатой, истёртой, вытянутой. А ответа нет, лишь умертвляющая окончательно скука. Настоящая улыбка вспыхивает в серости и нудности, когда замечаешь пометки на полях книги. Когда из-под кожи выглядывают батарейки, а ты не морщишься от боли, рядом улыбающиеся морды дюраселовских зайцев. Ты счастлива, и они тоже. Когда мгновение теряется и поезд проезжает, остаётся плавучий исчезающий мост между мгновением и серостью дней, оковывающей в кокон недоразумения. Проходит другой поезд, третий, а тебе всё равно, улыбку упустила. А значит, можно идти дальше, батарейки сели быстро, медленно извлекаю из-под кожи, бросаю на рельсы. Притупляю яркие краски, притираюсь к боли и двигаюсь в обратном направлении.Растут ли розы в вагонах?

Мгновение измеряется в секундах. Чтобы узреть, нужна яркая вспышка. Глаза. Губы. Волосы цвета роз. В вагоне метро все глаза проглядываю, продираю дыры на рукавах, да и зачем смотреть на что-то ещё? И кажется, что вот-вот зароешься и уснёшь, во сне пролезешь в узкое отверстие таблетки и увидишь такие яркие батарейки. Набиваю полный рот и ору: «Мгновение, мгновение». Мгновение нельзя глотать, оно легко выглядывает из бокала, смотрит и застывает. Выхожу. Долго гляжу на вагоны, глотаю оскорбления поезда, пытаюсь увидеть еле заметное розовое пятно в приглушённых тонах, еле слышимое. Его тоже можно слышать. Растут ли розы в вагонах? Всё сливается, убегает. Быть ощутимой некоторое время. Когда застынет мгновение и узришь то, чего так желаешь, на секунду существование озарится ярким светом, свет станет продираться сквозь тебя, и ты задумаешься. А может, я и живу ради этих вспышек? Может, именно ради этого? Я часто спрашиваю себя, в какой момент я стала такой вымученной, выжатой, истёртой, вытянутой. А ответа нет, лишь умертвляющая окончательно скука. Настоящая улыбка вспыхивает в серости и нудности, когда замечаешь пометки на полях книги. Когда из-под кожи выглядывают батарейки, а ты не морщишься от боли, рядом улыбающиеся морды дюраселовских зайцев. Ты счастлива, и они тоже. Когда мгновение теряется и поезд проезжает, остаётся плавучий исчезающий мост между мгновением и серостью дней, оковывающей в кокон недоразумения. Проходит другой поезд, третий, а тебе всё равно, улыбку упустила. А значит, можно идти дальше, батарейки сели быстро, медленно извлекаю из-под кожи, бросаю на рельсы. Притупляю яркие краски, притираюсь к боли и двигаюсь в обратном направлении.