Покойный муж говаривал мне: «Минна,
Умру спокойно — ты не пропадешь, —
Сумеешь грош нажить на каждый грош
И в деле разобраться, как мужчина».
А Фриц мой знал отлично в людях толк, —
Недаром шуцманом служил лет десять;
На глаз определит — того повесят,
А тот поступит в гренадерский полк.
Ко мне, быть может, был он и пристрастен:
Свою жену ну как не похвалить?
Но вскоре приказал он долго жить.
В таких делах уж человек не властен!
Живым — живое, а умершим — тленье.
И вот, покрывшись траурным чепцом,
Открыла гарнированный я дом,
Чтоб оправдать супружеское мненье.
Вложила весь остаток капитала
Я в этот дом; не мало и хлопот…
А через год — глядь — маленький доход.
Но большего ведь я и не искала.
Без нищеты дни протянуть до смерти —
Вот вся задача. Но зато труда
Потратила не мало, господа,
На это дело, верьте иль не верьте!
Руководить жильцовскою оравой,
Распределять и строгость, и привет —
Трудней такой работы в свете нет.
Должны бы мы увенчиваться славой,
Как полководцы, иль как дипломаты,
Иль как какой известный дирижер…
Все должен знать хозяйский слух и взор
Насчет скандалов, нравственности, платы.
Перебывала масса квартирантов;
Видала я и фрейлин, и певиц,
И адмиралов, и простых девиц,
И укротителей, и модных франтов.
И Джойс Эдит была между другими;
Актрисою писалася она,
Нужды не знала, но была скромна
И превосходно танцевала шимми.
Конечно, к ней ходили тоже гости,
Но человек — всегда ведь человек,
И так короток наш девичий век!
Степенным быть успеешь на погосте.
Я никого — мой Бог! — не осуждаю:
За молодость кто может быть судья?
Как вспомнится: «К Максиму еду я»,
Так до сих пор теряюсь и вздыхаю…
Меж прочими к нам приходил и Вилли,
И наконец — бывал лишь он один.
Ну что ж? Вполне приличный господин,
И по-семейному мы время проводили.
И барышня к нам часто забегала,
Его сестра, да друг его, блондин
Высокий, тоже милый господин,
И ничего я не подозревала.
В день роковой я около полночи
Решила спать. А Вилли был у нас
Свой человек!.. Я потушила газ
В передней и легла, сомкнувши очи.
Поутру встала. С виду все в порядке.
Эдит вставала рано. Стук-стук-стук.
Стучу… Еще… Хоть бы единый звук
Из-за дверей в ответ! Как в лихорадке,
Какао я скорей на подоконник…
Стучу что мочи в двери кулаком,
Ломаю их, не думая о том,
Что, может, не ушел еще поклонник…
Ах, ах! как замертво я не упала?
Как упустил свою добычу черт?!
Бутылки между роз, слоеный торт
И два недопитых до дна бокала…
Лишилась дара речи… рву косынку,
Как дура… А Эдит моя лежит —
Как спит; кинжал в груди у ней торчит,
И кровь течет на новую простынку!..
Ну кто бы тут, скажите, не рехнулся?
Никто же ведь не думал, не гадал!
Такое преступленье и скандал!
Я на пол — бух, и речи дар вернулся.
Поверите, я никому на свете
Такого не желаю пережить.
Как застрахованной от горя быть,
Когда мы все как маленькие дети?.
1928
