Переплетается туман в лощинах поутру,
Румяный вереск по холмам струится на ветру.
Полутемно еще в лесу, но к утру лес готов,
И солнце залпом пьет росу из листьев и цветов.
Полутемно еще в лесу,
Но солнце залпом пьет росу,
Пронзает золотом лозу,
Рябит кору дубов…
В дорогу, путник, выходи! Ты слышишь пенье птиц?
Прохлада хлынет вдоль пути и свеет сон с ресниц.
Не зря в лугах твоих родных когда-то жил поэт,
Который раньше всех других приветствовал рассвет,
Когда бледнеет влажный лог,
И пламенеют облака,
И разгорается восток,
Как девичья щека.
Писал он песни, как дитя, как будто не писал,
Как будто в озеро шутя он камешки бросал.
Но до сих пор по склонам гор слышны его шаги,
И не сомкнулись до сих пор на озере круги.
Светло. Трава на дне видна…
Достали камешки до дна,
Но все идет еще волна
Вокруг его строки.
Пропали в склепах без следа и герцог и барон,
Затихла праздная пальба раскатистых имен.
Но все идет еще волна, и все живет певец;
Достали камешки до дна, а песни — до сердец.
… И замка, Робин, нет прочней, чем песенка твоя:
Как прежде, пахарь пашет с ней, и с нею шьет швея,
И вечерок проводят с ней за чаркой два дружка,
И пляшет с ней толпа теней в мельканье камелька.
Пронизан ею вкус вина,
Во всех ветрах шумит она,
Дождем в окно стучит она,
Когда идет весна…
Ты слышишь, Робин? С ней кузнец вздымает молот свой…
Народ — навеки твой венец, твой памятник живой.
За то, что был ты верный сын своих лесов, полей,
Своих вершин, своих долин, Шотландии своей, —
Спасибо, славный Робин! Знай:
Свободным будет этот край,
Счастливым будет этот край
До окончанья дней!
1959
