В корабельной сосновой роще, где деревья росли, как мачты,
Собирая на верхних иглах мириады горячих звезд,
Словно свечки святого Эльма на снастях в бесконечной качке,
Возвышалась сосна-мечтатель, ей хотелось сбежать всерьез.
И когда появились рядом бородатые лесорубы,
И стальным топором звенящим оборвали земной поток –
Улыбалась она беспечно, и гудел где-то рядом в трубы
Светлый ангел, а может боцман для нее просвистел в свисток.
И она вознеслась как шпага, и проткнула тугое небо,
Без коры и без тяжких веток, так возвышенна и стройна,
Что матрос остроглазый Джонни видел рифы с верхушки крепкой,
И арфист океанский ветер, говорил, что она – струна.
Так и стала сосна грот-мачтой на пиратском большом корвете,
Черный флаг развевался лихо, белый парус тянул вперед,
Океан и четыре моря повидала она на свете,
А портам, в темноте манящим, потеряла давно уж счет.
Но однажды во время шторма ветер дернул в сердцах за струны,
И порвались они со стоном, и сорвало ее с колков,
И носило три дня по волнам, но гудел где-то рядом в трубы
Светлый ангел и хмурый боцман выдал пару лихих свистков.
А потом был песчаный берег, на котором встречала юность,
И толпа корабельных сосен обступила со всех сторон,
И запел похоронно дождик, и подругам ее взгрустнулось,
И закапали злые слезы из высоких прекрасных крон.
Моряки, что спаслись на мачте, чтоб согреться, подняли кубок,
Из последних ее обломков развели до небес костер,
В темноте засверкали искры, благодарственно пели губы,
И суровый обычно боцман ненароком слезу утер.
Светлый ангел летал над ними и гудел восхищенно в трубы,
И почудилась ветру зависть в робком взгляде ее сестер.
