У цыган

Толстый, качался он, как в дурмане,

Зубы блестели из-под хищных усов,

На ярко-красном его

Сплетались узлы золотых шнуров.

Струна...

И гортанный вопль...

И

Сладостно так заныла кровь моя,

Так убедительно поверил я

Про иные, родные мне края.

Вещие струны - это жилы бычьи,

Но горькой травой питались быки,

Гортанный голос - жалобы

Из-под зажимающей рот руки.

Пламя костра, пламя костра,

Красных стволов и оглушительный гик.

Ржавые листья топчет гость влюбленный

Кружащийся в толпе бенгальский тигр.

Капли крови текут с усов колючих,

Томно ему, он сыт, он опьянел,

Ах, здесь слишком много бубнов гремучих,

Слишком много сладких, пахучих тел.

Мне ли видеть его в дыму сигарном,

Где пробки хлопают, люди кричат,

На мокром столе чубуком

Злого сердца отстукивающим такт?

Мне, кто помнит его в струге алмазном,

На убегающей к Творцу

Грозою ангелов и сладким соблазном,

С кровавой лилией в тонкой руке?

Девушка, что же ты?

Ведь гость богатый,

Встань перед ним, как комета в ночи.

Сердце крылатое в груди

Вырви, вырви сердце и растопчи.

Шире, всё шире, кругами,

Ходи, ходи и рукой мани,

Так пар вечерний плавает лугами,

Когда за лесом огни и огни.

Вот струны-быки и слева и справа,

Рога их - смерть, и мычанье - беда,

У них на пастбище горькие травы,

Колючий волчец, полынь, лебеда.

Хочет встать, не может...

Кремень зубчатый,

Зубчатый кремень, как гортанный крик,

Под бархатной лапой, грозно подъятой,

В его крылатое сердце проник.

Рухнул грудью, путая аксельбанты,

Уже ни пить, ни смотреть нельзя,

Засуетились официанты,

Пьяного гостя унося.

Что ж, господа, половина шестого?

Счет,

Асмодей, нам приготовь!

Девушка, смеясь, с полосы

Узким язычком слизывает кровь.