I
Среди лугов, блестящих изумрудом,
В забытые былые времена
Земля поэтов, словно божьим чудом,
Была творцами слога рождена.
Под неба синевой на тех равнинах
Раскинулись цветущие сады,
И на рассвете в рдеющих низинах
Сверкали серебристые пруды.
Кантатой долгой там неутомимо
Звучали строки, рифмами пестрея,
И каждый путник, проходящий мимо,
Внимал стихам, душою богатея.
Создатели сих искренних творений
По вечерам в беседках заседали,
И при свечах без тягостных сомнений
Свои труды открыто обсуждали.
В тени дубрав прохладной извиваясь,
Текла неспешно чистая река,
И мысли рядом с ней, в поток сливаясь,
Слагались в стих на долгие века.
На берегу под солнца ярким светом
Стремился ввысь Рубиновый дворец,
И он сиял роскошным самоцветом,
Как разума пытливого венец.
В сием дворце средь щедрой позолоты,
Вновь размышляя в дымке полутьмы
И жизнь вдыхая в тонкие работы,
Трудились кропотливые умы.
Порой творцы в экстазе легком страсти
Искусные шедевры здесь писали.
Поэты рады лиры полной власти,
Не ведая ни страха, ни печали.
Среди людей, свободных и безбедных,
Тревога разразиться не способна.
Там было все на землях заповедных
Изящно, грациозно, бесподобно!
В морях стихов, красивых и безбрежных,
Здесь растворился каждый человек,
Как вдруг огни вдали земель мятежных
Разрушили земли блаженной век…
II
А за рекой, в Долинах скал дымящих,
От райских кущ поэзии вдали
Среди огня, золы печей пыхтящих
По шахтам бесы алчные брели,
В горах руду веками добывали,
Не видя света солнца никогда,
Стальные сабли в кузницах ковали -
Жить не могли без тяжкого труда.
В их городах до ужаса тоскливо;
Искусство меркло в вечной суете,
Ведь бесы эти выбрали кичливо
Жить в серости, душевной пустоте.
И все одно: работа и доходы
У бесов были только на уме,
Им не страшны отравленные воды
И теснота трущоб в кромешной тьме.
В Долине красной каждый был солдатом.
Округу бесы грабили и жгли,
И чахли над своим кровавым златом,
Что из градов красивых унесли.
Боялись все огня и сабель горных -
Жнецы тех мест жестоки и коварны,
Морали светлой были непокорны,
Творцам за их труды неблагодарны.
И бесам чужды были силы слога,
Что за мостом, унылым и пустым,
В садах роскошных жили слишком долго…
Мечта уйдет, рассеется, как дым!
Не слышно у реки былых куплетов -
На их судьбу упала злая тень.
Теперь огонь идет к Земле поэтов,
Наступит там расплаты горькой день.
Готовы бесы бить врага до гроба,
Идет вперед рычащая орда.
Кипит в сердцах пылающая злоба,
Сжигала что большие города.
Их цель ясна: карать всех несогласных
И разорить Рубиновый дворец,
Чтобы в боях, кровавых и ужасных,
Свободе лиры положить конец.
III
Неумолимо близится расплата,
В Рубиновом дворце тревожный час.
В роскошном зале за столом из злата
Поэты собрались в последний раз.
Отец сынов окликнул чуть слезливо:
«Погибель наша встала у порога!
Вовек не будет боле строк красивых,
Нас к пустоте ведет сия дорога.
Стихи умрут, забудет их планета,
И тщетны были наши все исканья.
Не будет места в мире для поэта,
Пусть против это нашего желанья…»
«Я не согласен, дух поэта вечен! -
Отцу я без опаски возразил. -
Лишь тот, кто духом слаб или беспечен,
Оставит все, что искренне ценил!»
Отец замолк на миг, пронзая взглядом
Меня, как ненавистного врага,
Затем спросил: «так что же делать надо?
Ты расскажи, коль явь не так строга!
Сын мой, наш труд не ценят ныне!
Поэзии уже пришел конец.
Погибнем мы на дьявольской чужбине,
А ты все ждешь спасенья, как глупец!»
Я встал из-за стола, дрожа от гнева,
Воскликнул зычно: «Глупо смерти ждать!
Нет выше блага, чем стихов напевы;
Довольно, сложа руки, заседать!
Уйду в Долину я сию минуту!
Всем доводам унылым вопреки
Искореню пугающую смуту!
Пройду чрез мост Сапфировой реки,
Надолго скроюсь в пелене тумана,
Но после строки с чистого листа
Раскроют клеть ужасного обмана,
Докажут всем, что жизнь без рифм пуста!»
Поднялся зал, мне путь закрыть рванулся,
Отец остановил их: «Пусть идет!
Его Наставник сгинул, не вернулся,
Не выдержав Долины красной гнет,
И он погибнет в тёмной душной саже,
Ведь он не всемогущий, он - не Бог;
Юнец огню и саблям не докажет,
Бессмертен что стиха напевный слог…»
IV
Под гулкий ропот за моей спиною
Закрылись золоченые врата.
Наедине остался я с собою,
И предо мной разверзлась пустота.
Внезапно мне до дрожи страшно стало:
Что ждёт меня в пылающей дали?
Душа ответ без устали искала,
Весь разум мой тревоги увлекли,
И находясь в смятении глубоком,
Покинул я Рубиновый дворец;
Пошел к реке, творил где одиноко
Родной мой брат, талантливый Кузнец.
Слились в его натуре воедино
И сила слова, и златые руки,
Живая речь, стальная дисциплина,
Полет стиха и высшие науки,
И у него учиться можно вечно
Тому, как мир бескрайний познавать…
Мне так хотелось снова жить беспечно,
Но у порога вражеская рать.
Несусь стремглав по липовой аллее,
Пусть чую гибель я своим нутром.
Бегу вперед, ведь долг всего важнее,
И биться только мне с коварным злом -
Весь разум в мыслях трепетных о вечном.
Спеша, спустился к берегу реки;
Брат встретил, улыбаясь безупречно,
Пожатьем крепким доблестной руки.
Ему сказал я: «Друг, стих угасает,
В опасности поэтов дивный мир.
Орда Долины красной наступает,
Чтоб здесь устроить свой кровавый пир.
Брат мой, как жутко б ни звучала
Из уст моих встревоженная речь,
Борьбе я должен положить начало…
Мне нужен твой разящий словом меч»
«Твой пыл силен, мой брат, - Кузнец ответил,
Улыбка вмиг сошла с его лица. -
Но ты души сомнений не заметил?
Дойдешь ли до победного конца?
Твой разум нас спасти желает бойко,
Но ты готов то делом доказать?
Готов ли ты принять удары стойко,
За правду на чужбине погибать?»
Обдумав все, замолк я ненадолго,
И вот кивнул: «На все, мой брат, готов!»
Кузнец вздохнул. Ведомый чувством долга,
Отдал мне меч без лишних громких слов.
Обнял я брата крепко на прощанье;
Мой путь далек, опасен и непрост.
В моей главе теперь одно желанье:
Пройти бесстрашно чрез туманный мост.
V
Я пред мостом в тени ветвей дубовых
Сидел на неказистом валуне;
При виде туч, зловещих и багровых,
Дрожало от волненья все во мне.
А над рекой туман густой клубился,
И рокотал вдали мятежный гром.
Так кто же я? И как здесь очутился?
Движим ли я гордыней иль добром?
И все слабее солнце в небе светит.
Так верно ль то, что мною решено?
И кто правдиво мне сейчас ответит:
Мне победить иль сгинуть суждено?
Не верил я своей тяжелой доле,
Не зная, что готовит мне судьба.
Я думал о стихов бесценной роли,
И что грядет жестокая борьба;
Я думал о словах родного брата,
Смотря на гладь спокойную пруда.
Смогу ли одолеть в бою солдата?
Вернусь ли я с триумфом вновь сюда?
Когда меча я лезвие проверил,
Мне вспомнилось Наставника лицо.
И пусть в стиха бессмертие он верил,
Пред ним сомкнулось пламени кольцо.
Ведомый нитью слова путеводной,
Решил он мстить пугающей чужбине;
Но скрывшись за рекою полноводной,
Он затерялся в пламенной Долине.
Я был с его решеньем солидарен -
Наставник мог вершины покорить.
И пусть за труд его я благодарен,
Готов его ль я подвиг повторить?
И вспомнив вновь ушедшего кумира,
Вдруг гений мысли светлой озарил:
Я должен ради слова, ради мира
Сберечь все то, что искренне ценил!
Пусть чую я, что будет путь последним,
О гибели мне думать слишком рано!
Отбросив страх, терзал что ум намедни,
Cтупил на мост, окутанный туманом…
VI
Отбросив прочь сомненья и тревоги,
Я по мосту прошел на берег зла.
Осознавая цель своей дороги,
Решимость в моем разуме росла,
Хоть веет всюду удушающим угаром,
Не видно неба ясного лазури.
Скитаясь под степным палящим жаром,
Свои стихи читал я в знойной буре.
И всюду средь чернеющей Долины
Огонь трескучим голосом шептал
Проклятия своей лихой чужбины,
И вдруг передо мною рядом встал
С горящими презрением глазами,
Окутанный зловещим дымом бес.
В своих руках с багровыми когтями
Держал каленой сабли он эфес.
И голосом слащавым, полным лести,
Он начал мне над ухом говорить:
«Отбрось же прочь понятия о чести,
Не стоит больше рифмами пестрить,
Ведь сила далеко не в этих строчках -
Ты посмотри, дружище, на меня!
Силён я тем, что разум мой порочен!
Давай добавим праздности огня?
Зачем тебе в пути своих исканий
Лелеять без того пустую лиру?
Прими же сладкий плод моих желаний!
Нужды не будет доставать рапиру!»
Разгневавшись от наглой беса речи,
Я бросился на клятого врага.
И в столь жестокой, но короткой сече
Его глава упала мне к ногам,
И меч мой засиял свободным слогом.
Я крикнул, острие направив ввысь:
«Не будет мир гореть в огне убогом!
Уйди же, злое пламя, удались!
И вопреки сомненьям, твёрдо знай:
Чрез всякие невзгоды я пройду,
И я восстановлю свой дивный рай
Во жгучей злобой пышущем аду!»
VII
С победы началась моя дорога -
В бою неравном беса поразил.
И меч сиял мой ярче дивным слогом,
Чем свет небесных пламенных светил.
Еще недавно я гнетущим страхом
Был загнан в угол, будто робкий зверь,
И до сих пор исход свой видел крахом,
Боялся я Долины, но теперь
Сразить врага простым казалось делом!
Пришла душа в триумфа буйный раж,
Но вдруг пропало злого беса тело.
Не уж-то поединок - лишь мираж?..
Вот отступил свободной рифмы гений,
И меч в руке мой ныне не сиял.
Меня окутал вновь туман сомнений,
И пред глазами средь зловещих скал
Повсюду тени резво замелькали,
И над землей раздался зычный гул.
Блестели в дымке лезвия из стали -
Мой враг кольцо смертельное замкнул.
Я меч поднял, готовясь снова к бою,
Но вот теперь вокруг стояла рать.
Вдруг кто-то бросил: «От тебя не скрою:
Тебе лишь с миражами воевать!»
Возник пред мной из бесов злобных строя
В плаще пурпурном мрачный силуэт;
То Демон был - отец лихого роя,
Затмить что жаждет наш разумный свет,
И голосом рычащим адский воин,
Что с эхом раздавался в темноте,
Над мною произнес: «Ты не достоин
Сражаться с нами в тщетной суете!
Заклятый враг, покорен будь, сдавайся!
Отбрось свой бесполезный жалкий меч!
Хоть как в моих ты землях не старайся,
Весь ваш раек тебе не уберечь!
Как сможешь в одиночку ты, мальчишка,
Предотвратить стихов грядущий тлен?
Но долго говорить с тобою слишком…
Мои солдаты! Взять поэта в плен!»
VIII
Забили в угол лезвия из стали -
Орду врагов не смог я одолеть;
Тугой веревкой руки мне связали,
Забрали меч и заточили в клеть.
Толпа внезапно тихо расступилась,
И Демон подошел ко мне вплотную:
«Ну, что, дружок? Идея провалилась?
И ты не видишь истину иную?
В труде прилежном всех моих селений,
В златых доходах крылась красота!
Пора забыть век праздных рассуждений.
А что твой стих? Лишь ложь и пустота!»
Вперед ушел с отрядом Демон злобный,
В руках мой меч надменно он крутил.
И думал я, что час грядет наш скорбный,
Что братьев я своих не защитил.
А клеть несли среди болот широких,
Кипела где с ужасным смрадом грязь;
На них смотрел в страданиях глубоких,
А бесы шли, болтая и смеясь.
Но мне не важен их зловещий хохот;
Мои стремленья мир наш не спасли!
Я слышал бури знойной гневный ропот.
Так что же ждёт меня теперь вдали?
Надежда скоро разум мой покинет.
Так неужели прав был наш Отец,
Что рок грядет, что разум светлый сгинет,
И что стихам уже пришел конец?..
Над участью моею насмехаясь,
Нес клеть отряд все дальше на чужбину,
И голосом трескучим совещаясь,
Зашел стремглав в туманную долину.
Мелькнул пурпурный плащ со мною рядом,
В глаза бросаясь, разгоняя мглу.
На меч мой посмотрев злорадным взглядом,
Повел отряд свой Демон на скалу,
«Сюда!» - сказал с ухмылкою постылой,
И клеть в грот темный бесы занесли,
Меня за шею вытолкнули силой
И вглубь пещеры душной повели.
IX
Во тьме пещеры злые бесы руки
Сковали мне свинцовыми цепями.
Похоже, ожидают меня муки,
И пытки продолжаться будут днями.
Я думал, что погибель неизбежна,
Что не спасти мне братьев из дворца,
Но хоть тревога в разуме безбрежна,
Держаться буду стойко, до конца.
Им не сломить свободный дух поэта!
Услышат пусть последние слова,
Сиять что будут здесь душевным светом…
Вновь появился Красных Гор глава,
Теперь его багровая десница
Сжимала ужасающую плеть;
Он мне сказал: «Пора тебе проститься
С твоею лирой. Ей не одолеть
Науки натиск и волну прогресса,
Сотрет что в пыль все праздные идеи.
Не я в этой истории - агрессор,
Вы жили слишком долго в лживой вере!»
И я ответил Демону сердито:
«Мир дальше будет верить в вечный стих!
Тебе не победить во мне пиита!»
С ухмылкой жуткой Демон вдруг затих,
Затем огрел мне спину жесткой плетью
И крикнул мне: «Лишь ложь в твоих надеждах!
Не осознал свой рок ведь ты за клетью,
И не остыл в тебе лихой невежда!»
«И не остынет! - я, дрожа от гнева
И боли жгучей, Демону сказал. -
Невежда - ты! Тебе чужды напевы,
И жить стих будет, что б ты ни желал!»
«Ах ты наглец! - взревел жестокий Демон
И снова по спине меня огрел. -
Погибнешь ты, погибнет и поэма:
Вот всех стихов и праздностей удел!»
«Тому не быть! - я процедил сквозь зубы,
И сплюнул я под ноги бесам кровь. -
Без чести вы умрете, душегубы.
Я знаю, что воскреснет лира вновь!»
И жаждал Демон нового удара
Своим свистящим в воздухе бичом;
Сошла волна вдруг яростного жара
С его лица: «Беседа ни о чем…
Твоя надежда разум поражает, -
Кнут бросила багровая десница. -
И раз мой хлыст твой ум не убеждает,
Тогда тебя ждут шахты и темница!»
Рванулись бесы, как с цепи собаки,
Скрутили руки снова за спиной,
И повели меня чрез буераки,
Смеясь злорадно, в дальний грот другой,
И затолкнули в камеру сырую.
Спина горела от ужасной боли,
Но правду я не мог принять иную -
Не позволяла сдаться сила воли.
Врата закрыли на закате дня,
И вдруг раздался рядом хриплый крик.
Через решетку прямо на меня
Смотрел худой со шрамами старик,
И узника того вид истощенный
Моей душе навеял мрачный страх,
Но вдруг я взгляд, знакомый и спокойный,
Узнал в его прищуренных глазах.
X
Казалось то видением Долины.
Не верил снова собственным глазам:
Я думал, что погиб он на чужбине,
Но правду я теперь увидел сам.
Пред мной стоял не просто узник бледный,
То был Наставник - брат стиха родной,
Покинул что дворец наш заповедный
И вдруг пропал навек в дали глухой.
Но смотрит на меня он, улыбаясь;
Не уж-то настоящий, не мираж?
Я подошёл к решетке, запинаясь,
Пока не видел нас темницы страж.
«Наставник, ты ли?» - я ему промолвил,
И от волненья голос мой ослаб.
Старик кивнул: «Тебя, мой друг, я помнил.
Я знал, что ты придешь, ведь ты - не раб
Своих порою тягостных сомнений,
И дух твой непокорен никому.
Ты веришь в стих без всяких опасений,
Готов служить во благо лишь ему».
«Я думал, ты погиб в бою неравном,
Что вновь тебя я больше не увижу,
А разговор с тобою и подавно
Не заведу, и миг сей не приближу», -
Сказал ему я из своей темницы.
Наставник мне уверенно ответил:
«В твоих стихах надежды есть зарницы.
Уже давно я для себя отметил,
Что вопреки другим творцам-поэтам,
Ты лиру не оставишь погибать.
В твоей душе я видел искры света,
И глупо было здесь мне ожидать,
Что ты туман пылающей Долины
По зову долга стойко не пройдешь.
Я верю, что покинешь ты низины,
И свет на землю мертвую вернешь!»
Я прошептал в восторге: «Мой учитель,
Обязан я надежду оправдать…»
Но перебил ответ лихой мучитель:
«Марш за рудою! Хватит вам болтать!»
XI
Средь мрачных рудников в низине душной
Прошли часы бесплодного труда,
И под киркой в руках моих тщедушных
Не попадалась нужная руда.
И бесы, вновь не сдерживая гнева,
Хлестали нас без устали бичом,
Но вдруг один, стоял что рядом слева,
Отчаявшись, поплелся за ключом.
«Куда глядите? Мигом за работу! -
Второй со злобой зычно прорычал.
Прошел Наставник далее по гроту,
А я все взглядом стражника встречал.
Тот возвращался, гневом опьяненный,
Пытаясь криком вглубь меня загнать,
Но вот споткнулся; ключ тот золоченый
Упал со мною рядом. Смог поднять
Его я непременно, и воскликнул:
«Бежим, Наставник! Ныне путь свободен!»
С отчаяньем и яростью бес крикнул,
И стража появилась на проходе.
Я чуял страх, смешался что с гордыней,
Открыв врата заветные ключом.
Свободы дух меня бодрил отныне;
Готов разить я словом, как мечом!
Неслись стремглав, толпу врагов толкая,
В смятеньи находился их отряд,
Рычала стража, всех нас проклиная.
Заметил я мечей блестящий ряд,
И снова взяли в руки мы в надежде
Орудия, сияющие слогом.
Свет ярким был; таким же, что и прежде.
«Не будет мир гореть в огне убогом!» -
С улыбкою блаженной у порога
Пещеры над мечом я прошептал.
Нас ждет вдали нелегкая дорога,
Но силу свет внутри меня придал.
Отряд неумолимо приближался,
И Демон во главе теперь стоял.
Расплаты он своей уже заждался,
Ведь много у него я дней отнял,
Поход его сорвал на миг короткий,
Но лик победы так еще далек…
Не покорюсь! Пред злом не буду кротким!
Вновь я зажгу триумфа огонек,
И Демон этот горько пожалеет,
Что в мир поэтов он надменно влез!
И снова ветер знойный всюду веет;
Направились с Наставником мы в Лес.
XII
Сухие ветви лихо разрубая,
Мы пробирались вглубь густого Леса,
Что долго здесь стоял, благоухая,
Но выжжен был огнем и гневом беса.
О веке с грустью том напоминали
Лишь черные от копоти стволы
Да сучья острые, что кожу рассекали,
Пока мы пробирались средь золы.
Здесь тихо было, но Долины злоба
Мной ощущалась явно не напрасно;
Я чуял будто смрад гниющий гроба,
И знал, что находиться здесь опасно.
Наставнику сказал я еле слышно:
«Учитель мой, нам надо уходить!
Сия земля угрозой жуткой пышет,
И может гибель страшную таить…»
«Отбрось сомненья, некуда деваться,
К победе мы уже на полпути!
За правду мы должны с тобой сражаться;
Никто другой не сможет здесь пройти», -
Ответил мне Наставник, глянув строго
На мой тревожный утомленный лик,
И мы идем вперед по воле Бога…
Но вдруг в Лесу раздался гневный крик;
Тут со стволов, дымящих в черной саже,
На землю спрыгнул бесов злых отряд,
И саблями размахивая в раже,
Они идут, и в ярости хрипят.
«Враги мои, пришла пора для кары!» -
Мечом Наставник бесов разгонял,
И сабель он парировал удары.
Я свой клинок блестящий мигом взял,
И началось опасное сраженье;
Не знали мы, кто сможет победить,
А кто потерпит горько пораженье;
Кого судьба решит здесь погубить,
А кто в живых останется, доколе
Другие беды снова не ворвутся…
Рычали бесы злобные от боли -
Их стойкости мог всякий ужаснуться.
Все лезвия звенели, оглушая,
Но вдруг услышал будто рядом крик;
С врагами бой кровавый продолжая,
Я оглянулся с ужасом на миг,
С отчаяньем завидев вдруг за мглою,
Клинок как беса яростно пронзил
Учителя, что стал душой родною...
Своих врагов с досадой я добил,
И ринулся к Наставнику сквозь ветки,
Царапали что кожу, издеваясь.
Его дыханье было ныне редким;
Меня позвал он, слабо улыбаясь.
XIII
С трудом держа в себе утраты слезы,
К Наставнику я робко подошел.
Он мне сказал: «В темнице видел грезы:
Я рад тому, что ты меня нашел…»
Лежал учитель, глядя отрешенно;
Холодный пот смочил седые брови,
А сердце билось слабо, приглушенно.
Всю землю пропитал багрянец крови.
«Но как же так…» - со скорбью я промолвил,
И улыбнулся вновь Наставник мой:
«Послушай, друг, что я тогда запомнил,
Пока мой дух не канул в мир иной.
Ты - больше, чем поэт, ты наш спаситель,
И лик надежды смотрит на тебя.
Я видел, как погибнет бес-мучитель
От праведного слога острия.
Разгонишь ты пугающую смуту,
И истина Долину озарит -
Преобразится мир сию минуту,
Когда твой меч злодея поразит,
Но для тебя сей путь последним будет.
Я знаю, что звучит это ужасно,
Но этот подвиг мир наш не забудет,
Умрешь в горах совсем ты не напрасно.
Свою погибель здесь уже я встретил,
Но разум твой отныне не умрет -
Так оправдай все то, что я приметил!
Нет времени для слез! Иди вперед,
Иди к горе, что дымом едким пышет,
И там пройди сквозь Шепчущие Гроты,
И не внимай тому, что там услышит
Твой разум - у тебя свои заботы.
В одной пещере в сложном поединке
Сойдешься там ты в свой последний раз…
Ступай, мой друг, без страха и заминки,
Оставь меня, иди уже сейчас!»
Наставник мне кивнул со взглядом мирным;
Вздохнув, я обернулся к дыму гор.
Я отомщу врагам своим настырным!
И вот покинул сей сгоревший бор.
XIV
Среди верхушек сосен обгоревших
Столбы чернели дыма, колыхаясь,
И в мыслях о Наставнике ушедшем
Я в душный город бесов пробираюсь.
Не мог смириться с горькой я утратой,
И в голове последние слова
Моей звучали грустною сонатой.
Оторопев от ужаса сперва,
Я вспомнил вновь пророчества былые
О той судьбе, что ждет меня в горах.
Удары сердца чувствуя шальные,
Я шел вперед, но в скорбь вмешался страх.
Пустыми были улицы в трущобах,
Лишь в окнах тесных хижин все мелькали
Фигуры бесов в мрачных серых робах,
А в кузницах без устали ковали
Все больше сабель, острых и коварных,
Готовых нас без жалости разить;
Казалось, жар из домен сталеварных
Уже готов поэтов был убить.
Кипели здесь с презрением и злобой
С рудой расплавленной округлые котлы,
И небо было скрыто темной робой
Из сажи непроглядной, черной мглы.
Все вдаль смотря, с тяжелою тоскою
Я вспомнил наш Рубиновый дворец.
Так неужели он под сей золою
Увидит свой трагический конец?..
Остались ли в живых его поэты?
Надеюсь, что еще не опоздал…
Я вспоминал все братские советы
И дивный золотой Отцовский зал,
А сердце хочет верить, что не поздно
Собрался рай я весь наш защитить…
«Пусть бес надменно машет саблей грозной,
Желая мир прекрасный погубить,
Тому не быть!» - подумал я со вздохом,
Испарину убрав рукой со лба.
Вот позади остался кузниц грохот,
И в горы повела меня судьба.
XV
А в зале золотом дворца поэтов
Отец бродил с тревогой вдоль стола;
Он ждал от музы искренних ответов,
Но даже лира веры не дала.
И гулким эхом глухо раздавались
Шаги в том зале, темном и пустом.
А тучи за окном в глаза бросались -
Там за рекой шумел зловещий гром.
«Вернется ль он из пламенной Долины? -
Отец, вздыхая, думал у окна. -
Зачем я сына бросил на чужбине?
Его душа погибнуть не должна!
Как мог прогнать его я восвояси?
Наставника того как будто мало!
Как уберечь мне сына от напасти?»
Открылась дверь, и тишь златого зала
Прервал неспешный шаг родного сына.
Кузнец к Отцу смущенно подошел;
Он все глядел туда, где вдоль Долины
Огня мелькал зловещий ореол.
«Вернется он?» - спросил Отец с тревогой.
Кузнец пожал плечами: «Что таить?
Он сгинуть может в той земле убогой,
Но вера в стих способна победить»
«Но как быть мне? Погибнет сын любимый! -
Отец воскликнул, глядя все в окно. -
Не сдюжит он в борьбе неумолимой!
Что бес, что дым, что пламя - все одно!»
«Своей тревогой сыну не поможешь,
И надо делом верность доказать
Стихам и музе. Коль терпеть не можешь,
Тебе придется свой отряд собрать
И в путь отправиться, тяжелый и опасный,
И выхода другого больше нет! -
Сказал Кузнец Отцу. - Лишь подвиг красный
Спасет все то, что ценит наш поэт!»
«Ты прав, сын мой. Не будем медлить ныне.
Пора ковать мечи, призвать народ,
И перейти чрез реку на чужбину…
Начнем сию минуту наш поход!»
XVI
Путь нелегкий здесь вновь продолжая,
Миновал я подножье горы.
Тучи взором своим провожая,
Утомлен был от знойной жары.
Посмотрел я вперед; за камнями
Там зиял наверху темный грот.
По лицу небольшими ручьями
Продолжал течь назойливо пот.
Я по склону крутому вулкана
Продолжал путь все выше и выше.
За завесой густого тумана
Становился шум кузницы тише;
Вскоре звук своего лишь дыханья
Я мог слышать в немой пустоте,
Но в бездонных глубинах сознанья
Разум мой пребывал в суете.
«Доберусь я до дьявольской ложи,
Докажу всему миру, что слог
Победить зло лихое поможет.
Говорил же Наставник-пророк,
Что лишь разум способен отныне
Пламя злобы и войн погасить!» -
Думал я на пылавшей чужбине;
Та пыталась стремленье сломить.
«Что задумал ты, жалкий мальчишка? -
Глас сомнений звучал в голове. -
О себе много думаешь слишком!
Вспомни вновь об отцовской молве!
Грех гордыни поэта коварен!»
За скалой я налево свернул;
Мысли вдруг, словно гвалт на базаре,
Тут срослись в оглушающий гул.
Я упал на колени от боли,
Разрывалась моя голова.
Лишь собрав все клочки своей воли,
Вновь Наставника вспомнил слова.
Отступил мыслей шум на мгновенье;
Приоткрыл я немного глаза,
Предо мною блестящие звенья
В цепь сложились. Стальная лоза
В темный грот, в глубь горы уводила,
Зазывая в последний мой бой…
Вот нога на тропинку ступила,
И вернулся ко мне мыслей рой.
XVII
Выползая змеей из ущелья
И сверкая стальной чешуей,
Цепь вела в черноту подземелья,
Где меня ожидал Демон злой.
Продвигаясь по темному гроту,
Мыслей тяжких гудящий буран
За моим сердцем начал охоту,
Словно хищник, что шел на обман.
Какофония мыслей тревожных
Доносилась в главе отовсюду.
Словно град из ножей всевозможных,
Они резали ум; лишь на чудо
Я надеяться мог в темных гротах,
Что в покои злодея вели.
В этих черных крутых поворотах
От мерцания света вдали
Ощущал я себя одиноким
Без Отца и родных братьев слова…
Вопреки всем страданьям глубоким,
Я вперед рвался снова и снова.
Мысли, полные страха, печали
Будто аспиды, ноги обвили,
Замедляли меня и кричали,
На мой разум упорно давили.
«Нет! Тебе не под силу, о Демон,
Пыл стремлений моих удержать!
Как бы сильно ты ни был разгневан,
Нас не сломит твоих бесов рать!» -
Я твердил, путь мечом освещая;
Вновь сиял он, как доблестный знак.
И на бурю в душе не взирая,
Хоть с трудом совершал каждый шаг,
Шел вперед, чувством долга ведомый,
Вдоль коварной железной цепи.
Дух поэта во мне непокорный
Ожидал бой с владыкой степи.
Чуть поодаль во тьме ухмылялись
Черепа на дубовых вратах.
Свет от тусклых свечей, пробиваясь,
В их безмолвных и мрачных устах
Отражался мерцаньем зловещим.
Я добрался до цели, я смог!
Твердо знал, что окажется вещим
Полный веры наставника слог.
Бас глухой вдруг наполнил грот целый:
«Грузом мыслей тебя не проймешь.
Заходи говорить, раз столь смелый.
Я ведь знал, что ты скоро придешь…»
XVIII
«Ну, пробил час!» - подумал я со вздохом,
Заслышав гогот бесов за стеною;
Слова их разбирал я пусть и плохо,
Поднял я меч, готовясь снова к бою.
Вот засияла пламенем эмблема,
Врата с визжащим скрежетом открылись.
Зашел я в зал; стоял у трона Демон.
Поднял он взор, и бесы расступились.
Клинки дрожали всюду с нетерпеньем,
Глядела свита гневно на меня.
«Отставить раж и к битве все стремленья!
С поэтом говорить здесь буду я», -
Приказ дал Демон строгим зычным басом,
И бесы сабли смирно опустили.
«Быть может, ты сочтешь все это фарсом,
Но не устану я дивиться силе,
Что в твоем сердце, будто пыл вулкана,
Готова земли наши покорять, -
Продолжил он. - Поэт, я без обмана
Могу всю боль внутри тебя понять;
Тобою движет гнев и жажда мести.
Желаешь ты призвать меня к ответу
За мир стихов, что строили вы вместе,
За гибель тех, кого теперь здесь нету.
Но что таить? Все в прошлом это было.
Позволь же мне глаза твои раскрыть:
Лишь в настоящем истинная сила,
Что дивный мир способна покорить!
Ты видел сам простор моих владений.
Все эти земли, всюду где руда,
Не плод пустых о жизни рассуждений,
А результат упорного труда
Моих солдат, ученых и народа,
Что по крупицам знания копили,
Работали на кузницах, заводах -
Прогресс и ум Долину захватили.
Представь всю нашу мощь и то богатство,
Тебе что я способен предложить!
Покинь же ты своих поэтов братство,
И с чистого листа начнешь здесь жить.
Представь, поэт, бескрайние высоты,
Которыми ты сможешь овладеть!
С твоею силой духа все заботы
Уйдут - ты сможешь их преодолеть!
Отбрось свой меч, и я пойду навстречу!
Любезно окажу тебе я честь,
Открою тайны мира, обеспечу
Я доступ к знаньям - все не перечесть!»
«Какая ложь! - я Демону ответил.
-Тебе, мой враг, меня не подкупить!
Я только лесть в твоих словах приметил.
Вам, лицемерам, нас не победить!
Да грош цена твоим всем жалким знаньям,
Коль сеют те лишь гибель и огонь!
Я бьюсь с тобой - отбрось свои желанья!»
Вот Демона багровая ладонь
Уверенным движеньем, полным злобы,
К секире потянулась за спиной.
Он прорычал: «Ну, все вы твердолобы!
Молись, поэт! Ведь это выбор твой!»
XIX
Рев яростный раздался в тронном зале,
И сбросил Демон с плеч свой плащ пурпурный.
Он ринулся с секирою в запале.
Отбросив груз тревоги свой сумбурный,
Я отражал тяжелые удары.
Звенел булат, пытаясь поразить
Врага стиха - меч ныне жаждет кары.
Меня не сможет Демон погубить!
Бой продолжался. Каждую минуту
Родной свой стих, сражаясь, вспоминал.
Изгнать желая дьявольскую смуту,
Надежду он и веру придавал.
Наперекор коварной бесов силе,
Я должен своих братьев защитить.
Сказал противник мне: «Дворец твой сгинет,
И оборвется жизни слога нить!»
Вот Демон подлетел высокомерно,
И размахнувшись снова широко,
Отбросил он меня ударом гневным,
Своей секирой ранив глубоко.
Кровь хлынула багровая потоком,
И на пол я упал, дрожа от боли.
«Я знал: твоя гордыня станет роком,
Тебе не хватит больше силы воли,
Чтоб победить; пришла погибель слова.
Позволь твой век недолгий завершить!» -
Враг произнес, подняв секиру снова,
Удар последний дабы совершить.
Загоготала бесов злобных свита,
Расправу надо мною предвкушая.
«Поэты будут все теперь убиты!» -
Им Демон прокричал, мне страх внушая.
«Не будет мир гореть в огне убогом!» -
Я прохрипел, подняв рукою меч;
Он засиял внезапно дивным слогом.
«Жить будет вечно всех поэтов речь!» -
Мой оклик огласил зал бесов тронный.
Поверил я, что свет смогу вернуть,
И боль ушла. Стихом благословленный,
Клинок пронзил насквозь злодея грудь.
Отпрянув в ужасе, все бесы задрожали,
Отбросив на пол сабли с громким звоном.
Повержен Демон, пусть не ожидали
Они его кончину. С зычным стоном
Бежала свита прочь, гурьбой толкаясь,
Но на ходу настиг их сразу крах.
Слабели бесы, чахли, спотыкаясь;
Тела их обращались в черный прах,
А зала свод вдруг треснул надо мною,
И небо я увидел пред собой -
Наперекор пылающему зною
Менялся цвет его на голубой,
Заря сквозь тучи рьяно пробивалась.
Я погибал, но в радости безбрежной:
Пророчество ведь явью оказалось!
Мой меч в руке стал птицей белоснежной,
И ввысь она взлетела к небосводу.
Глазам своим не веря, я шептал:
«Вот наконец наш слог обрел свободу.
Как долго он сего момента ждал…»
XX
По покатому склону вулкана
Поднимался поэтов отряд.
Пелена вдруг густого тумана
Испарилась. «Легенды гласят,
Что лишь гибель владыки Долины
Свет способна на землю вернуть…
Неужели мой сын средь чужбины
В эти земли смог вновь жизнь вдохнуть?» -
Поднимаясь в палящем рассвете,
Думал с тяжкой тоскою Отец.
Под ногами трава в пышном цвете
Пробивалась ковром. Наконец
Спустя дни в красных землях скитаний
Братья вверх забрались на плато.
Вдруг Отец с чередой причитаний
Побежал осмотреть здесь все то,
Что хотя бы слегка намекало
На сраженья жестокий исход…
Но покойное тело лежало
Там, обрушился где черный грот.
«Боже, сын мой!» - Отец лишь воскликнул,
Прикоснувшись к холодным рукам.
Он упал на колени и всхлипнул,
Слезы горя текли по щекам.
А Кузнец, подойдя тихо, рядом
Сел на землю. Отца он обнял,
И сказал он ему с добрым взглядом:
«Не печалься. Твой сын твердо знал,
Что вернет жизнь на мертвые земли,
Пусть то стоило жертвы его.
Наше слово он спас. Ныне внемлет
Целый мир всем стихам; до того
Лишь мечтать мы могли о свободе.
Пусть тебя не тревожит сей бой,
Ты порадуйся дивной природе…
А твой сын не погиб, он с тобой!
Эта смерть для него - не конец,
Ведь она его слог обойдет.
Что есть жизнь для поэта, Отец,
Коль не мысли свободный полет,
Коль не к истине тонкой стремленье,
Коль не поиск и коль не борьба?
Ты подумай, Отец, на мгновенье.
Только стих вечен. Это судьба…»
