Всё выше и выше
Выше, чем переполненные желающими дотронуться неба плоские крыши
Выше, чем запускаемые ещё неловкими пальцами воздушные змеи,
Конечно же — с помощью, а как ещё?
Ведь там — на высоте безголубиное небо белой метели рыхлее
Вот уже лиц не видно
Вот уже и жесты сливаются в один — прямой, направленный так бесстыдно
И не скрыть за мелкой моторикой мушиного роя минутных мишеней
Настоящую линию одиночек и групп
Идеальную сверх идеала, чище правды, совершенного совершенней
Ещё выше и — нет частей
А — лишь вдохи и выдохи чешут воспалившиеся бронхи осенних аллей
Потоками плотности, сравнимой только с её тихим “иди ко мне”
Стаи наземных птиц, всколоченных,
Взбитых в пену белковых тел, туго, насыщенно, с города блестящими пиками
Так высоко, что гладь небо
Так высоко, что, рассмотримо, отсутствие точек над “Ё” у каждого “небоскрЕба”
Так высоко, что узнаваем узор её привычных маршрутов
То — как костра летящие в небо искры,
То — как швы поперёк груди, то — как щупальца голодного к кораблям спрута
То — как линии на ладони
Не мои ли это маршруты? Не мои ли заветные путешествия? Не мои ли погони?
Но выполосканному до чистоты в синеве неба сердцу пора
Вниз, туда, где запахи и цвета
Где — звук чёрных ночи шагов так близко в сравнении с розовым плачем утра’
Вниз. А там — выйти и стать
Просто стать среди бегущих и слышать: “У тебя теперь есть неба кусок, так — трать!
Трать скорее! Небо жаждет смирения!”
И только время будто течёт обратно:
Капли. Руки в карманах. Голос в трубке: “Прости я не приду”.Площадь. Билет. Колесо обозрения.
