В груди тесно
Сердцу,
Как можно в рёбрах запереться?
Выскочит в омут - остекленеют глаза -
Или полетит вверх, когда скатится и упадёт слеза?
Льются мелодии
Мимо ладоней,
Закрывающих уши,
Время приходит,
Из рёбер стучат всё слабее и глуше,
Мирок срифмованный вдребезги,
Гортань сушит,
Рыбе, прибитой гвоздями к берегу,
Как чаек не слушать?
Рыба знает
Другие ритмы,
Она по осколкам из луж собирает
Сброшенные со скал, не ей предназначенные тяжеловесные молитвы
И запускает
В небо,
В то, которое сушу солью лижет,
Рыбе хочется слепо
Быть ближе.
К чему?
К сверкающему яркому солнцу?
Или к тому глубокому, что луна по ночам движет?
Бьются о берег хвоста волоконца,
Рыба пока дышит.
Она бессловесна,
Она не может заставить чаек молчать,
Только кровью мысли свои на песке источать
Под облака карусели небесной.
Чужды сухие рифмы,
Под недружественными палящими алгоритмами
Рыба всё ещё помнит
Другую музыку:
Древний шёпот баюкают волны,
А шторма разгоняют грузы в гроты подводных
Света не ведавших лузок.
Чайки, летите на свои глупые высокие скалы,
Ваши песни слишком просты,
В них неведомое не восстало,
У рыбы когда-то были крылья,
Блестящими перьями густы,
Но однажды крылья песок взрыли,
От бездумности прячась томительной,
И изнанка глубин стала спасителем.
Рыба не то, чтобы не любила чаек,
Просто их песня - звонкая от пустоты и совсем другая.
