Ветку свежую гни да что хочешь плети:
Хоть венок, хоть плетень, хоть мальцу колыбель,
Вот засохнет, тогда и сломается.
С бабой случай другой - не согнуть молодой
Ни на брак, ни на так, ни на самый пустяк,
А стареет, на всё соглашается.
Козья ножка дымит… Можно бросить, да много ли толку,
В старой церкви осевшей ловить предрассветный туман,
Позабытого чувства смиренья и, бегая в детство,
Всё искать свою память в дворняжке, льнущей к ногам.
По порядку цветут черёмуха, яблоня, вишня,
По порядку потери и встречи, радость и боль,
Дым табачный в ночи для других не заметен,
Но все видят, как манит к себе искрой рыжей огонь.
Я просто стою, воскресный вечер вдыхаю,
Ты обнимаешь меня, а я не понимаю:
Как это позднее счастье, отчаянно смелое,
Стало такое ненужное, переспелое.
Раньшё всё было сложным – цветы, признания,
Слёзы, упреки, расставания, расстояния.
Теперь всё просто - лёгкость объятий, молчания.
Постыдное чувство уверенного обладания.
У чужих друг для друга людей почему-то крепче объятия,
Вот и ты подчеркнула моё сиротство.
Это позднее счастье с лёгкой горчинкой отчаянья
По ночам надевает маску с гримасой юродства.
По весне жгут траву, но она не горит, а тлеет,
А нам нечего жечь… Да и что здесь может взойти?
Ты не слушай меня… Я просто понять не умею
Это горькое счастье гнущейся старой лозы.
