Лежит. Зрачки его - натянутые струны.
Прищурен взгляд, направлен в никуда.
В тени укрывшись он тюльпановой коммуны
Лежит и смотрит - движется толпа
Вдали. Ему видна шеренга истуканов,
Как сотни ног с тропы вздымают пыль,
Устало тянется двуногих великанов
Колонна, кем-то списанных в утиль.
Они слепы к природе, к прелести тюльпанов.
Им дела нет до зыбкой красоты.
Им невдомек, что зыбко то в чем нет изъянов,
Чем пыльной грань очерчена тропы.
За горизонтом скрыт исток той вереницы.
Заметно, в ней что делятся по два.
И так плодят в пыли, в толпе там единицы
Голов пустых. Пустых не навсегда.
Толпа вперед несет на крыльях суетливых,
И суетою крестит по пути
Пустоголовых тех, и светлых, и ранимых,
И всех кто в той толпе решил идти.
А кто ускорит шаг - ватага рукоплещет.
И по следам, не воздух где, а пыль,
Спешит наперебой, крича своим зловеще:
"Смотри, я тоже не из рода простофиль!"
И так течёт, тревожа гладкую равнину
Река больших, величественных сил.
В реке той капля дышит всякой капле в спину -
Ни берега ей нету, ни перил.
Его баюкают недвижимые тени,
Тюльпанов стебли и прохладный грунт.
Его баюкает, что перед ним на сцене
Двуногие куда-то всё идут.
За край земли, заката догоняя солнце
Горбатой утекает та река.
Без слов там молча тают в устье незнакомцы,
Целует шумных в губы тишина.
Лежит. Зрачки его - натянутые струны.
Сквозь безразличье смотрит в никуда
Хвостом обняв цветы тюльпановой коммуны.
Кошачьей жизни так чужды стада.
