По улице идя и тратя силы на улыбку,
Пыталась осознать свою ошибку,
Но лезли мысли всё про вечеринку,
Про то, что ей не следовало ехать,
Не следовало быть понятной сразу
Его глазам внимательно-развязным...
О да! Он видно мог ее всерьез понять;
Он мог и не дарить ей эту алу розу,
Красноречивую забвеньем ароматным:
Ведь усыхая не цветок ли погибает?
Надежды красками обуянные воображения;
Ох, Анжелина, кто же лучше знает...
Как много надо нам сердечного терпения,
Чтобы понять... любовь.
Вот так и шла, подъяв над глазом бровь
И удивленно глядя меж прохожими.
Они такими были непохожими:
Ее любовь и вера в предстоящее.
И Анжелина шагом в настоящее
Втирает звонко подошвою туфли
Свою задумчивую тягу к благородству.
И веко трепетно ее тугие мысли
Показывает миру, что кокетству
Не придает значения и ранит,
Когда предел достигнут самомнения.
Бровь успокоилась. Вернулась к глазу.
Навстречу чужим взглядам - лица гранит.
И доля чисто женского терпения.
Она лишь как-то не вняла, причем и сразу,
В чем смысл их последней встречи...
На этом странном ей не нужном вечере...
Он уговаривал вернуться. Но к чему?
Асфальт под ноги вобрала движеньем
Робким, остановясь у светофора.
"И ни себя; и ни его... я не пойму".
Вся жизнь казалась мимолетным рвеньем
Во пустоту сквозного в чувстве разговора.
Решила так: ""разлюбит - не приму"".
И улыбнулась солнцу.
И тень скупая смеха скользнула по лицу.
Зеленый свет. Шагнула и - исчезла.
И растворилась в свете городов.
А музыка над миром ее шагу пела.
И вера кутала в беспечность дивных снов.