Д.
Мы живем, умереть не готовясь,забываем поэтому стыд,но мадонной невидимой совестьна любых перекрестках стоит.
И бредут ее дети и внукипри бродяжьей клюке и суме —муки совести — странные мукина бессовестной к стольким земле.
От калитки опять до калитки,от порога опять на порогони странствуют, словно калики,у которых за пазухой — бог.
Не они ли с укором бессмертнымтусклым ногтем стучали тайкомв слюдяные окошечки смердов,а в хоромы царей — кулаком?
Не они ли на загнанной тройкемчали Пушкина1 в темень пурги,
Достоевского гнали в острогии Толстому шептали:
Палачи понимали
Тот, кто мучится,— тот баламут.
Муки совести — это опасно.
Выбьем совесть, чтоб не было мук».
Но как будто набатные звуки,сотрясая их кров по ночам,муки совести — грозные мукипроникали к самим палачам.
Ведь у тех, кто у кривды на страже,кто давно потерял свою честь,если нету и совести даже —муки совести вроде бы есть.
И покуда на свете на белом,где никто не безгрешен, никто,в ком-то слышится:
Что я наделал?»можно сделать с землей кое-что.
Я не верю в пророков наитья,во второй или в тысячный Рим,верю в тихое:
Что вы творите?»,верю в горькое:
Что мы
И целую вам темные рукиу безверья на скользком краю,муки совести — светлые мукиза последнюю веру мою.