А потом он сдается нежности, называет ее своей и приводит на ложе брачное, где сжигает в другом огне. Что до косточек тонких беленьких всех, кто отдан ему был до, они страшным напоминанием устилают пещеры дно.
Но окупится, ох, окупится, каждый крик, и слеза, и стон: та, что сердце взяла драконее, обратит прежний дом костром, всех и каждого в нем ждет страшное, и едва ль будет быстрой месть. Сколько девушек было отдано зверю страшному и не счесть,
и лишь чудом одна хозяйкою вдруг случилась его душе: стала трепетною возлюбленной человеческая мишень — ритуала часть, жест покорности, просто цель для его огня. Она ластится теплой кошкою, не страшится его обнять,
и дракон верным псом на привязи восседает у белых ног. Жатва жертву найдет кровавую среди тех, кто ее обрек: так дракон обратится карою, всяк предавший — пятном золы, ночь, горящая в жарком пламени, ярче станет любой зори.
Вы же поняли это загодя, чуя в ней этот злой задор, когда к зверю невеста первая протянула свою ладонь, не боясь ни огня, ни пасти, ни гнева острых его клыков. Сами видели, как чудовище к ней, всему вопреки, влекло.
Так чего теперь горько плакаться, что нарушился ваш обряд? В темной ночи глаза драконие, словно угли в костре, горят, и стоит в серебре и золоте дева возле его плеча. Та, что прежде была лишь откупом, теперь здесь — его назначать.
