Избавившись от привычек гнусных,
Я шагаю вдоль по тротуару.
От тела исходит запах духов безвкусных,
В руке зажата горящая сигара.
Пасмурность улиц тревожит мозг,
Плывущий от давления высокого.
До отвращения истошно вопит дрозд,
Спина ровная, как у горбуна убогого.
Мысли летят по тихому, мёртвому городу,
Хочется крикнуть деревьям «Пли!»
И разлетятся сухие листья, бутафорные,
Как по неустойчивому трибуналу короли.
Приклеен к голове бульварный дождь
И разбит о волосы густой туман.
Ноги босые пронзает хрустальная дрожь,
Изо рта льётся токмо нагой обман.
В глазах темнеет и тянет упасть наземь,
Взор настигает белёсая, дымная пелена.
Хрипы срываются равнодушным фугасом,
Перед лицом появляется хмурая Тьма.
«Тётушка Тьма, послушай, родимая!
Не страшусь я припасть к землице сырой.
Хочешь - убей меня, грешницу мнимую,
Хочешь - яви в мою сущность покой!»
Тьма стоит злая, почти не движется,
Лишь иногда бьёт по морде ветром.
Гнёт меня, словно чудаковатую ижицу,
И разбивает молотом гнилые секреты.
Тётушка исчезает, и я остаюсь в одиночестве,
Может, такова моя скверная селя ви:
Останусь в землю мокрую навеки заколочена.
«Явись ко мне ты, Тьма, и быстро умертви!»