Море - огромное, лениво вздыхающее у берега,- уснуло и неподвижно в дали, облитой голубым сиянием луны.
Мягкое и серебристое, оно слилось там с синим южным небом и крепко спит, отражая в себе прозрачную ткань перистых облаков, неподвижных и не скрывающих собою золотых узоров звезд.
Кажется, что небо все ниже наклоняется над морем, желая понять то, о чем шепчут неугомонные волны, сонно всползая на берег.
Горы, поросшие деревьями, уродливо изогнутыми норд-остом, резкими взмахами подняли свои вершины в синюю пустыню над ними, суровые контуры их округлились, одетые теплой и ласковой мглой южной ночи.
Горы важно-задумчивы.
С них на пышные зеленоватые гребни волн упали черные тени и одевают их, как бы желая остановить единственное движение, заглушить немолчный плеск воды и вздохи пены,- все звуки, которые нарушают тайную тишину, разлитую вокруг вместе с голубым серебром сияния луны, еще скрытой за горными вершинами.- А-ала-ах-а-акбар!..- тихо вздыхает
Оглы, старый крымский чабан; высокий, седой, сожженный южным солнцем, сухой и мудрый старик.
Мы с ним лежим на песке у громадного камня, оторвавшегося от родной горы, одетого тенью, поросшего мхом,- у камня печального, хмурого.
На тот бок его, который обращен к морю, волны набросали тины, водорослей, и обвешанный ими камень кажется привязанным к узкой песчаной полоске, отделяющей море от гор.
Пламя нашего костра освещает его со стороны, обращенной к горе, оно вздрагивает, и по старому камню, изрезанному частой сетью глубоких трещин, бегают тени.
Мы с Рагимом варим уху из только что наловленной рыбы и оба находимся в том настроении, когда все кажется прiзрачным, одухотворенным, позволяющим проникать в себя, когда на сердце так чисто, легко и нет иных желаний, кроме желания думать.
А море ластится к берегу, и волны звучат так ласково, точно просят пустить их погреться к костру.
Иногда в общей гармонии плеска слышится более повышенная и шаловливая нота - это одна из волн, посмелее, подползла ближе к нам.
Рагим лежит грудью на песке, головой к морю, и вдумчиво смотрит в мутную даль, опершись локтями и положив голову на ладони.
Мохнатая баранья шапка съехала ему на затылок, с моря веет свежестью в его высокий лоб, весь в мелких морщинах.
Он философствует, не справляясь, слушаю ли я его, точно он говорит с морем:- Верный богу человек идет в рай.
А который не служит богу и пророку?
Может, он - вот в этой пене...
И те серебряные пятна на воде, может, он же... кто знает?
Темное, могуче размахнувшееся море светлеет, местами на нем появляются небрежно брошенные блики луны.
Она уже выплыла из-за мохнатых вершин гор и теперь задумчиво льет свой свет на море, тихо вздыхающее ей навстречу, на берег и камень, у которого мы лежим.- Рагим!..
Расскажи сказку...- прошу я старика.- Зачем?- спрашивает Рагим, не оборачиваясь ко мне.- Так!
Я люблю твои сказки.- Я тебе всё уж рассказал...
Больше не знаю...
Это он хочет, чтобы я попросил его.
Я прошу.- Хочешь, я расскажу тебе песню?- соглашается Рагим.
Я хочу слышать старую песню, и унылым речитативом, стараясь сохранить своеобразную мелодию песни, он рассказывает.
Высоко в горы вполз Уж и лег там в сыром ущелье, свернувшись в узел и глядя в
Высоко в небе сияло солнце, а горы зноем дышали в небо, и бились волны внизу о
А по ущелью, во тьме и брызгах, поток стремился навстречу морю, гремя
Весь в белой пене, седой и сильный, он резал гору и падал в море, сердито
Вдруг в то ущелье, где Уж свернулся, пал с неба Сокол с разбитой грудью, в крови на
С коротким криком он пал на землю и бился грудью в бессильном гневе о твердый
Уж испугался, отполз проворно, но скоро понял, что жизни птицы две-три
Подполз он ближе к разбитой птице, и прошипел он ей прямо в очи:"- Что, умираешь?"- Да, умираю!- ответил Сокол, вздохнув глубоко.- Я славно пожил!..
Я знаю счастье!..
Я храбро бился!..
Я видел небо...
Ты не увидишь его так близко!..
Эх ты, бедняга!"- Ну что же - небо?- пустое место...
Как мне там ползать?
Мне здесь прекрасно... тепло и
Так Уж ответил свободной птице и усмехнулся в душе над нею за эти
И так подумал: "летай иль ползай, конец известен: все в землю лягут, все прахом
Но Сокол смелый вдруг встрепенулся, привстал немного и по ущелью повел
Сквозь серый камень вода сочилась, и было душно в ущелье темном и пахло
И крикнул Сокол с тоской и болью, собрав все силы:"- О, если б в небо хоть раз подняться!..
Врага прижал бы я... к ранам груди и... захлебнулся б моей он кровью!..
О, счастье
А Уж подумал:
Должно быть, в небе и в самом деле пожить приятно, коль он так
И предложил он свободной птице:
А ты подвинься на край ущелья и вниз
Быть может, крылья тебя поднимут и поживешь ты еще немного в твоей
И дрогнул Сокол и, гордо крикнув, пошел к обрыву, скользя когтями по слизи
И подошел он, расправив крылья, вздохнул всей грудью, сверкнул очами и - вниз
И сам, как камень, скользя по скалам, он быстро падал, ломая крылья, теряя
Волна потока его схватила и, кровь омывши, одела в пену, умчала в
А волны моря с печальным ревом о камень бились...
И трупа птицы не видно было в морском пространстве...
В ущелье лежа,
Уж долго думал о смерти птицы, о страсти к
И вот взглянул он в ту даль, что вечно ласкает очи мечтой о счастье."- А что он видел, умерший Сокол, в пустыне этой без дна и края?
Зачем такие, как он, умерши, смущают душу своей любовью к полетам в небо?
Что им там ясно?
А я ведь мог бы узнать все это, взлетевши в небо хоть
Сказал и - сделал.
В кольцо свернувшись, он прянул в воздух и узкой лентой блеснул на
Рожденный ползать - летать не может!..
Забыв об этом, он пал на камни, но не убился, а рассмеялся..."- Так вот в чем прелесть полетов в небо!
Она - в паденье!..
Смешные птицы!
Земли не зная, на ней тоскуя, они стремятся высоко в небо и ищут жизни в пустыне знойной.
Там только пусто.
Там много света, но нет там пищи и нет опоры живому телу.
Зачем же гордость?
Зачем укоры?
Затем, чтоб ею прикрыть безумство своих желаний и скрыть за ними свою негодность для дела жизни?
Смешные птицы!..
Но не обманут теперь уж больше меня их речи!
Я сам все знаю!
Я - видел небо...
Взлетел в него я, его измерил, познал паденье, но не разбился, а только крепче в себя я верю.
Пусть те, что землю любить не могут, живут обманом.
Я знаю правду.
И их призывам я не поверю.
Земли творенье - землей живу
И он свернулся в клубок на камне, гордясь
Блестело море, все в ярком свете, и грозно волны о берег
В их львином реве гремела песня о гордой птице, дрожали скалы от их ударов, дрожало небо от грозной
Безумству храбрых поем мы
Безумство храбрых - вот мудрость жизни!
О, смелый Сокол!
В бою с врагами истек ты кровью...
Но будет время - и капли крови твоей горячей, как искры, вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной жаждой свободы,
Пускай ты умер!..
Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к
Безумству храбрых поем мы песню!.."______...
Молчит опаловая даль моря, певуче плещут волны на песок, и я молчу, глядя в даль моря.
На воде все больше серебряных пятен от лунных лучей...
Наш котелок тихо закипает.
Одна из волн игриво вскатывается на берег и, вызывающе шумя, ползет к голове Рагима.- Куда идешь?..
Пшла!- машет на нее Рагим рукой, и она покорно скатывается обратно в море.
Мне нимало не смешна и не страшна выходка Рагима, одухотворяющего волны.
Все кругом смотрит странно - живо, мягко, ласково.
Море так внушительно спокойно, и чувствуется, что в свежем дыхании его на горы, еще не остывшие от дневного зноя, скрыто много мощной, сдержанной силы.
По темно-синему небу золотым узором звезд написано нечто торжественное, чарующее душу, смущающее ум сладким ожиданием какого-то откровения.
Все дремлет, но дремлет напряженно чутко, и кажется, что вот в следующую секунду все встрепенется и зазвучит в стройной гармонии неизъяснимо сладких звуков.
Эти звуки расскажут про тайны мира, разъяснят их уму, а потом погасят его, как призрачный огонек, и увлекут с собой душу высоко в темно-синюю бездну, откуда навстречу ей трепетные узоры звезд тоже зазвучат дивной музыкой откровения...
