Линялая обезьянка, обезьянка без меха
Переступила порог двадцать первого века,
Изгрызла до косточек плод сочный, лакомый,
Доминируя присно на суше и в вакууме,
Освоила нефть, прелесть сверхскоростей,
Опутала твердь в невод инфосетей.
Ныне рыба-луна наблюдает с той грустью,
Размером которой не принято мериться
Как рыбу-землю волокут к устью
Под чёрным дождём из сита медведицы.
Прямо к пёстрой скале со следами коронок,
Премоляров, резцов поколений очкариков,
Что при вспышке зарницы обернулась огромной
Могильной плитой с фотокарточкой шарика.
Видно забыли известить обезьянок,
Что реформа замены носками портянок -
Так себе новшество, в общем-то для людей,
Что кормить вороньё - не кормить голубей,
Что тереться внутри магазинной громады
И натирать магазин автомата -
Две разные стороны одного действа.
Ровно как не уборка своих полушарий
(Тех что меж ушей, по праву наследства)
При попытке в заокеанских пошарить.
Но оставьте, отстаньте, обезьянки замаяны,
Без банана им чхать на «ренессансы Италии»,
Разгрести бы решения, нон-стоп принимаемые,
Стыдно сказать – гениталиями.
Покинуто, вроде, природное лоно,
Но переваять за десятки миллионы -
Не чёрный квадрат намалякать по памяти,
Очевидно, что замку на данном фундаменте
Чрезмерно, по-прадетски основательном, прочном -
Если и быть, то быть только песочным.
Не забыты еще алтари, жертвы, оргии,
Даже те обезьянки бубнят свои мантры,
Кто по эллиптической траектории
Огибают землю в защитном скафандре.
Пока гудит холодильник, щи варит соседка,
Школьник старательно давит угри,
Шарик раскачивается, словно клетка
С дурным шимпанзе внутри.
