I
Щетина в кошерной пудре,
нога на забытом теле,
подушка в руке, похмелье -
так начиналось утро.
Зрачок занавешен веком.
Звонки - неизвестный номер.
Память застряла в горле.
Ночь раздаётся эхом.
В ванной ладонь - в затылок.
Звук, как сирена, в уши:
«Выпей вина, хороший,
пара стоит бутылок».
Вверх голова. Красива.
Глаз её, нежно-синий,
смотрит. Так глаз тоскливо
мамы глядит на сына.
«Ангел, - шепчу, - уйдите».
Ангел садится против.
Ангел глазами водит.
«Нет, - говорит, - не выйдет».
II
Перед своим анфасом
грузно стоит наружность,
ей же самой - ненужность.
Скулы, резцы под мясом
видит она и шепчет:
«Первая дверь налево».
Крылья подняв над телом,
«Если держать, так крепче», -
ангел сказал, за плечи
мягко обняв и держит.
Ангел заплакал. Тешит.
Так начинался вечер.
Так начались объятья:
с рук ее на щетине,
с капли воды в акриле,
с брошенным на пол платья.
В ванной повисли кудри,
сжались колени, бедра.
Пальцы бренчат аккорды,
как по гитаре, в ступни.
III
«Ангел, - шепчу, - зачем ты
хлеб со мной с солью ломишь?»
«Если ты сильно любишь,
разве нужны ответы?
Если в любовь одеты,
все мы наги и босы.
Так ли нужны вопросы,
если зрачки - планеты?»
Голос ее под кожу
лезет, сидит, тревожит :
«Мальчик ты мой, хороший,
крылья отрезать можешь.
Мне же немного, малость,
честность мою - кари, но
чувств моих апорию
не разлюби за нагость».
Так зародилось чудо:
с ног и щетины в пудре.
Ангел целует в губы,
так начиналось утро.
