А ты же не знаешь, как больно сейчас внутри,
И какая за этой улыбкой бушует война. Я опять совершенно одна с пулевыми в груди Истекаю любовью с вечера и до утра. И от этой потери сердце все холодней, Мои раны горят, но замерзает пульс, На исходе последних стылых январских дней Я сдалась твоей армии, зная, что не спасусь. И там был одинокий испуганный капитан, Что допрашивал душу мою на предмет любви… И душа отвечала, он слушал, но не вникал, А потом прошептал мне жестокое «Се ля ви». И когда небеса долакали рассветный грог, и затих на мгновенье утренний птичий гам, Я услышала в марше сотни солдатских ног Приговор на французском, звучащий «Шерше ля фам». Взвизгнули петли, молча зашел капитан, Чертовски красивый и безобразно чужой. Я шла босиком по его одиноким следам, Сгорая от страха за сильной сутулой спиной. Он меня подтолкнул к разбитой кирпичной стене Рядом с маленьким деревом хрупким и неживым, Вся эта картина мне часто являлась во сне, Но на месте руин были дом, кипарис, и сын- Улыбчивый мальчик, в голосе бубенцы, Смеющийся так, что сердце пускалось петь. Но теперь я стояла одна у разбитой стены, И щелчками винтовок чечетку плясала смерть. Капитан был один слишком четкий среди толпы Обезличенных тел чернильных и неживых, И когда он махнул рукой, из моей груди Миллионами капель посыпался этот стих.
Саю Дайго (30.01.2015)
