- Выборы, выборы, кандидаты… – сами знаете, кто, напевал Герман, перекладывая листы из папки на стол. Каждый лист он внимательно просматривал. Читать не получалось – текст был написан по-немецки, поэтому он просто просматривал страницы, отмечая в голове единственное знакомое слово – «Rattenfänger». По-немецки это значило «Крысолов». Завтра Герман ехал в Берлин и надо было проверить, всё ли собрано. Идея Крысолова родилась у Германа больше года назад, после прослушивания одноименной песни Тимура Шаова. Как и большинство россиян, Герман Седов давно понял, что законные способы борьбы с зарвавшейся властью никакого эффекта не дадут, а революция в потребительском обществе невозможна. И вдруг эта песня… «…И в дудочку дуя пойдет пилигрим, И вся наша сволочь попрется за ним…» Крысолов, вот то, что нам нужно, подумал Седов. Эта мысль тогда промелькнула в голове и, оставшись невостребованной, осела где-то в глубинах сознания, постепенно покрываясь насущными проблемами как осенними листьями. Идея крысолова вернулась лишь через полгода, перед выборами. И то, потому, что Герман с напарником в то время монтировал подвесной потолок в музее. В хранилище лежало много старинных книг. Большие и маленькие, целые и части, с картинками и без, все их объединяло одно – дух старины. Глядя на них, казалось, что в каждой описаны старинные клады, обряды, заклинания. Будто, возьми первую попавшуюся, открой на любой странице и тут же явится какой-нибудь джинн или двое из ларца, и исполнят любое желание. Тут-то и вспомнил Герман про Крысолова. После обеда, попивая растворимый кофе с симпатичными сотрудницами фондового отдела, Седов попробовал завести разговор на эту тему. - Свет, обратился он к одной из девушек – а крысы вам тут не докучают? - Ой, достали! Представляешь, за прошлый год четырнадцать экспонатов пришли в негодность. Особенно рукописям и палеотипам достается – там же даже краски органические, вот и грызут. - Так вы бы это, порылись бы в рукописях, нашли бы, как крысолова с дудочкой вызвать и всё, проблема решена, - Герман улыбнулся, глядя на девушку совершенно серьёзными глазами. - Если бы всё так просто,- включилась в разговор вторая девушка. – Во-первых, история Гамельнского крысолова, скорее всего, – просто легенда, девушка говорила так, будто вела экскурсию или читала доклад. – А во-вторых, это же не у нас, это в Саксонии, много веков назад. Автор датирует это событие либо двадцать шестым июня тысяча двести восемьдесят четвёртого года, либо, основываясь на более поздних источниках, двадцатым июня тысяча четыреста восемьдесят четвёртого года. И разница в датировках лишний раз подтверждает, что история с крысоловом – лишь вымысел. - Да и кончилось всё плохо, Герман,- прервала «доклад» Света, - Он детей из города увёл. - Подобные истории встречались в европейских хрониках до шестнадцатого века,- докладчица не собиралась прекращать своё повествование. – В девятнадцатом веке Иоахим фон Арним даже издал литературную обработку этой легенды. Кстати, что удивительно, материал для своей книги он брал из регулярных изданий средневековья. - Каких ещё регулярных изданий? - Спросил Герман. Он не любил экскурсии и потому слушал вполуха. - Ну газет, ты что! - Пояснила Света и засмеялась. – Надюшка, ты своей занудностью всех мастеров нам разгонишь. Будешь потом сама потолок делать. У тебя потому и с парнями такая фигня,- Света подмигнула Герману. Надежда строго посмотрела на подругу, поднялась, и не глядя ни на кого, вышла из хранилища. - Обиделась… - Да, она такая. Никакой личной жизни. Её, по-моему, кроме истории вообще ничего не интересует,- пояснила Света. - Наверное, если бы разрешили, так и жила бы в хранилище. - Герман посмотрел на дверь, за которой исчезла Надя и задумчиво потёр подбородок. С этого дня мысль о крысолове прочно поселилась в голове Германа. Он перечитал все материалы о волшебном флейтисте, какие смог найти. Как оказалось, подобные истории были не редкостью в Европе аж до шестнадцатого века. То в Германии увели детей, то во Франции мстительный монах увёл из города весь скот, то в Ирландии точно так же, повинуясь зову дудочки, ушла и пропала молодёжь… Описывались эти события не как легенды, а как реальные случаи. Сначала Седов не мог этого понять, но потом заметил, что и сам уже давно верит в реальность многочисленных историй о флейтисте, уводившем детей из города. - Герка, а я тебе ещё принесла! - Улыбающаяся Надюшка плюхнулась на переднее сиденье и блаженно вытянула ноги. – Фууух. Целый день сегодня по полкам лазала, пыль протирала. Ноги гудят,- сообщила она. - Привет, Мурка,- сказал Герман и чмокнул девушку куда-то в висок. – Что принесла-то? - Гера, это интересная информация. Здесь прослеживается связь между гамельнским крысоловом и эльфийской музыкой. Юрген Удольф ссылается на монахов из герцогства Укремарк, которые в двенадцатом веке очень даже верили, что можно связаться с настоящими живыми эльфами. Он приводит несколько психофизических техник, которые узнал в монастыре святого Арбогаста страсбургского. - Стоп-стоп-стоп, Мурка. Ты не доклад читаешь. Договорились же, что ты мне всё будешь проще рассказывать. Не забывай, это у тебя высшее историческое образование, а я – плотник по национальности,- Герман улыбнулся и притянул девушку к себе. – Мурлыкни что ли. - Мур-мур-мур,- шепнула ему на ухо Надя и поцеловала в ответ. – В общем, это почти то, что мы ищем. Удольф – не кто-нибудь, а профессор, историк. Он врать не будет. Вот здесь фотокопии монастырских летописей, которые были обнаружены группой историков, исследовавших подвалы Лоршского монастыря после объединения Германии. Согласно его статье, в ней описаны тайные монашеские обряды, списки которых распространялись из монастыря в монастырь, начиная чуть ли не от рождества Христова. Официальная церковь неоднократно объявляла их ересью и сжигала, но прогрессивные монахи того времени, пользуясь изолированностью монастырей от светской жизни, хранили и передавали их друг другу, а по некоторым сведениям, даже проводили эти ритуалы. В статье профессора Удольфа говорится об идентичности некоторых ритуалов элементам магии Вуду, которая до сих пор пользуется уважением во многих африканских странах. - Спасибо за лекцию, профессор Надя,- Герман улыбнулся и ещё раз поцеловал свою пассажирку. – Поехали, почитаем. Ты же сможешь перевести? - Ну, Герка, ты же суши обещал. Я голодная,- Надежда надула губки и укоризненно посмотрела на него. - Ладно, вечером дома посмотрим. Поехали суши лопать. - Мишка, а от тебя Лорш далеко? - Через мост, - Миша, а ныне Михаэль Штерен затянулся и выпустил дым прямо в объектив веб-камеры. – А тебе что там надо? Там кроме монастыря и ратуши нет ничего. Так себе городишко. Герман смотрел в монитор ноутбука и который раз уже удивлялся, как вечно забитый и зашуганный одноклассниками Мишка Штерин превратился в самодовольного бюргера. Который раз уже он вспоминал как они с Мишкой прятались от пацанов каждый год девятого мая. Мишку били в этот день за то, что немец, а Седова – за то, что Герман. Так и сдружились. Когда в девяносто восьмом Мишка уехал «за бугор», Герману его очень не хватало. Не хватало Мишкиной рассудительности и обязательности, некому было его сдержать и остановить среди пьянки. Когда появился Скайп, Седов первым делом нашёл Мишку и они снова, как раньше, часами болтали, порой забывая, что теперь их разделяет не одна тысяча километров. - Да так, интересно просто. А жить где? - Я же говорил, у меня вохнунг свой. Нормальный аппартамент, шестьдесят метров. Разместимся. - Что у тебя своё!? - Герман прищурился. - Вохнунг. Ну, жильё. - Блин, Мишка, ты совсем немцем стал что ли? На будильнике, небось, «Дойчен зольдатен» стоит? - Ты так не шути, - лицо Михаэля стало серьёзным. - Здесь тема фашизма вообще табу. А если эту песню у тебя на будильнике услышат, можешь сразу назад ехать – жизни в Германии тебе уже не будет. - Да ладно, не бери в голову. Я же между нами. У тебя когда отпуск? - На фиг отпуск! - Мишка снова затянулся. – Ты же на пять дней? Я кранкенлист возьму до пятницы, а суббота и воскресенье – выходные. - Мишка, на работе шпрехать будешь. Что ты там возьмёшь, по-русски скажи? - Кранкенлист. Больничный. Так что во вторник выезжай, а в среду я тебя встречу. Три часа спустя далёкий Мишка уже сладко спал в своём аппартменте, а Герман всё перебирал листы с записями – немецкие, французские и голландские первоисточники, русские переводы, фотографии страниц, распечатки, исписанные от руки листочки в клеточку. Предстояло решить, что брать с собой в Германию. - Герка, не напивайся там. Они же не наши, не поймут. – Надя размазывала тушь по мокрым щекам и всё никак не могла отпустить рукав его куртки. - Мурка, ты чего? Я что тебе алкаш что ли? Ты же меня пьяным ни разу не видела. - Да, а Мишка? Встретитесь там и пойдёт. Чтоб каждый вечер мне в скайп выходил, я ждать буду. Понял? - Да ладно тебе, Мурка. Мишка и в России-то не пил. А там, небось, забыл, как водка пахнет. Не боись, профессор, всё нормально будет. - Герка… В общем… Я… Я ждать тебя буду, - Надя густо покраснела. - Надюшка… - По лицу Германа расползлась довольная улыбка. – Ты не плачь. Не на войну же, через неделю приеду. Главное в монастырь попасть. Там, небось, перекрыто всё, чужих не пускают. - Ты план взял? - Сама же положила. И план и дневник раскопок и отчёт. Вроде, ничего не забыли, я ночью проверял. - А переводчик в телефон забил? У них интернет дорогой. - Мишка говорил, по всему Вормсу халявный вайфай, так что если что забыл, на месте скачаю. - Билеты где? - Здесь билеты. Всё, пора. Смотри, прибытие завтра, восемнадцать-пятнадцать. По Москве это будет девятый час вечера. Будь в скайпе. Герман наклонился и быстро поцеловал Надю в щеку. Девушка обхватила руками его голову, прижала к груди и стала быстро-быстро целовать куда попало. – Я ждать буду, - шептала она. – Не пропадай. В этот поздний час на всей Цольхаусштрассе светилось только одно окно. Из этого окна, покуривая и стряхивая пепел прямо с пятого этажа, высовывались две совершенно пьяные, улыбающиеся физиономии. На подоконнике перед ними исходили паром две огромные баварские сосиски в тарелочке. Час назад сосисок было шесть. Столик на маленькой кухоньке был накрыт по-русски. Прямо на скатерти лежала буханка черного хлеба, уже порезанная на крупные куски и литровая банка с солёными огурцами. Над ними возвышалась почти полная бутылка Столичной и две стопки. Вторая бутылка, уже пустая, сиротливо жалась к ножке стола. Друзья уже были изрядно пьяны. Они то и дело смотрели друг на друга, подмигивали и улыбались. - Герыч, как я домой хочу, если б ты знал, - обняв старого друга за плечо, задушевно повторял Мишка. – Здесь ведь всё не так. Вот сколько лет уже, уже и думать по-немецки начал, а всё скучаю. - Так давай. Кто тебя не пускает? - Не-е. Не смогу уже. Герка, я уже не русский. Блин, смешно. Русский немец, но не русский и не немец. Бред. Но это я. - Мишка, тебе, похоже уже хватит. Отвык ты, гляжу. - Не, я в норме. На сантименты просто потянуло, а так нормально. Куда завтра поедем? Давай в Берлин? У меня там знакомый машинами торгует. - Мишк, на фиг мне машина, у меня уже есть одна. - Не-е, - Миша покачал перед носом Германа указательным пальцем и пьяно ухмыльнулся. – Не верю. Ко мне уже четверо за машинами приезжали, хоть сам автосалон открывай. - Я по другой части. Ты скажи, как мне завтра в Лорш добраться, к монастырю? - Смотри, - Мишка махнул рукой и, покачнувшись, сел на подоконник. – Во-он, видишь, - он показывал рукой куда-то в ночь. – Там Рейн. За ним Бюрштадт, километров пять отсюда. А сразу за ним Лорш. Полчаса езды. - Миш, давай завтра съездим? - Да что тебе там надо, я не пойму. Весь вечер твердишь «Лорш, Лорш». Ты хоть объясни. - Я бы объяснил, да боюсь, ты меня в психушку сдашь. Давай просто съездим. - Не! – Михаэль резко мотнул головой, - Не сдам. Но если не объяснишь, то фиг тебе, а не Лорш, - он свернул из пальцев кукиш и долго с удовольствием его разглядывал. - Завезу в Берлинский зоопарк и оставлю среди шимпанзе. Никто не отличит, - Он громко засмеялся. - Ладно, обиженно произнёс Герман. – Сам напросился, фриц недоделанный. Тащи мою сумку. - Яволь! – Мишка нагнулся, достал из-под ног черную спортивную сумку с надписью «SOCHI 2014» и шмякнул её на подоконник перед Герой. В сумке что-то звякнуло. - Тихо, не разбей, это лосьон после бритья. Огуречный, у вас такого нет. - Герка, где взял? - Специально тебе, бюргеру, вёз, чтобы ты Родину вспоминал. - Спасибо, дружище! – Мишка обнял друга за шею и потянулся губами к щеке. - Тихо-тихо, Герман вывернулся. - Нечего тут немецкую порнуху разводить. Вот, смотри. Он достал из сумки синюю папку-скоросшиватель и открыл на первой странице. Друзья склонились над текстом, глухо стукнувшись лбами. Через минуту Михаэль поднял голову и смущённо произнёс: - Это же Гамельнский крысолов. Всем известная легенда. - Ага. А это? – Гера перевернул страницу. - Не понял… - пробормотал Миша через минуту. – Что, и в Ирландии тоже? - А ещё во Франции, четыре раза в Германии, в Голландии и в Румынии. - Слухи? – неуверенно спросил Штерен. - Я сам сначала так думал, но все случаи описаны в местной периодике, все датированы и конспектированы. Более того, есть свидетельства очевидцев, их семейные хроники. Ваш, кстати, исследователь Сабин Баринг-Гоулд не один год занимается этим вопросом. Провёл интересные параллели со скандинавской военной музыкой, песнями бога Одина и арфой Сигурда. Кроме того, ты знаешь, что ваша, Миш, немецкая мифология отождествляет душу с мышью? - Герман, что с тобой? Ты сроду так не разговаривал. – Михаэль смотрел на друга, будто видел его в первый раз. - Это всё моя Надюшка. Она у меня учёная, кандидатскую пишет. Историк. Или историчка, как правильно? - Историк, Гер. Историчка это наша Светлана Пална, царство ей небесное. Штерен повернулся к столу, не сходя с места налил по полрюмочки и друзья, не чокаясь, выпили за историчку. Удивительно, но хмеля у обоих не было ни в одном глазу. - Что дальше? - Дальше, Миш, самое интересное. Профессор Юрген Удольф проводил исследования Лоршского монастыря святого Петра и много удивительного там нашёл. Ты знаешь, что этому монастырю больше тысячи лет? – Миша молча помотал головой. – В подземельях монастыря были обнаружены катакомбы, в которых монахи проводили ритуалы, ну ни разу не связанные с христианством. - Эльфов вызывали? – шёпотом спросил Миша. - Эльфов или ещё кого, не знаю. Но вот фотографии петроглифов на стенах катакомб. Видишь, руны? А вот рисунок. - Это он с крыльями что ли? Или что? - Профессор утверждает, что на рисунке изображено крылатое существо. Ты за пояс посмотри. Видишь, это флейта. И одежда вся цветная. В общем, я очень хочу попасть в эти катакомбы и посмотреть на эти стены. Миш, я фонарик взял, костюм тёплый, верёвку. Давай съездим, а? - Вот теперь точно съездим. Мне самому интересно стало. Ты только объясни, зачем это тебе. Я же вижу, что не просто из любопытства. - Слушай. – Герман достал смартфон и кухню заполнил глуховатый голос Тимура Шаова: «Я знаю, что скоро из мрака веков Появится в нашей стране Крысолов. И в дудочку дуя, пойдёт пилигрим И вся наша сволочь попрётся за ним…» Когда песня кончилась, друзья ещё пару минут стояли молча, глядя на потемневший экран гаджета. - Значит, не врут наши новости, хреново всё у вас в России, - задумчиво проговорил Михаэль. Эта фраза вызвала в душе Германа вспышку ура-патриотизма. Он строго посмотрел на друга и чеканя слова ответил: - А у нас в новостях говорят, что вы вообще еле выживаете, что вас турки режут и феминистки давят. Друзья стояли молча, неприязненно глядя друг на друга. Герман глубоко вздохнул, повернулся к столу и налил ещё по чуть-чуть. Выпили. - А вообще, ты прав, - сказал Гера, жуя последнюю сосиску. – Хреново у нас. Медицины нет, образования нет, милиции, и той нет. Все воруют и каждый старается кинуть каждого. - Как в девяностых что ли? - Не, Миш, теперь уже централизованно. Мы ж теперь не совок, а культурные люди, - Герман грустно усмехнулся. - И ты веришь в Крысолова… - Думаешь, дурак? Ты, вон, почитал, и тоже поверил. - А если с профессором Удольфом связаться? - Миш, у меня пять дней. И один из них мы с тобой только что пропили, - Герман улыбнулся и, взяв со стола полупустую бутылку, многозначительно потряс ей перед собой. – Согласится профессор или нет, это ещё непонятно. Даже если согласится, то когда? И потом. Ну, найдем мы там рецепт вызова Крысолова, и что? Всё этому Адольфу отдать? - Удольфу. - Знаю. Я специально. Тут, Миш, самим надо. Ты ж пойми, я не для себя, я для Родины. - Понимаю я всё, - Миша вздохнул. – Ты когда про Россию рассказывал, мне самому на душе тяжко стало. - Так поедем что ли в Лорш? - Поедем, поедем. Пошли спать. А то первый день пропили, второй проспим, - Михаэль выкинул недокуренную сигарету в окно и грустно посмотрел ей вслед. – Ну вот, штраф двадцать евро. С тобой поговорил, совсем забыл про местную чистоту и аккуратность. «Чунга-Чанга, весело живём, Чунга-Чанга, песенки поём…» Будильник орал залихватскую детскую песенку. Герман, лежа на удобном надувном матрасе, удивлённо смотрел, как Мишка, сидя на кровати с закрытыми глазами, хлопал ладонью по тумбочке в поисках часов. Наконец будильник сдался и настала тишина. Слышно было как от подъезда отъехала машина. Вдруг Герман расхохотался. - Ты чего? – удивлённо спросил Михаэль, ожесточённо натирая глаза кулаками. - Да анекдот вспомнил. Я же на полу сплю. Когда проснулся, не мог сразу сообразить, где я. И вспомнил, как Петька Василь Иваныча во сне с дивана на пол переложил, а тот утром орал «Петька, я с дивана слезть не могу!». Друзья в унисон хохотнули и пошли умываться. Через час умытые, побритые, пахнущие Огуречным лосьоном Мишка и Герман уже въезжали в арку красивой готической башни на мосту Нибелунгов. - Мишка, ты как? – волновался Герман. – С ментами проблем не будет? - Не, нормально всё. Я перед выходом проверил, ноль сорок пять было. А у нас ноль пять можно, если едешь ровно и правил не нарушаешь. Дальше ехали молча. Герман любовался заграничными красотами, время от времени фотографируя что-нибудь на телефон. - Чисто у вас, - наконец сказал он с завистью. - А что ты хочешь? Знаешь, какие за мусор штрафы!? В Германии нарушать порядок крайне невыгодно. Лорш оказался маленьким, тихим и очень аккуратным городком, будто выдернутым прямо из восемнадцатого века. Небольшие оштукатуренные дома с по-европейски острыми крышами, узкие мощёные улочки… И над всем этим, на холме, тоскливо глядел в бледно-голубое летнее небо остроконечный купол кирхи. - Кёнигшале, приехали, - Михаэль указал влево. Слева виднелась колоннада красного кирпича, крытая черепичной крышей. Колоннада была совсем новая и явно пользовалась популярностью у туристов. Непохоже было, чтобы кто-то когда-то проводил там раскопки. И судя по всему, в ближайшие триста лет раскапывать там будет нечего. - Чё за фигня, Миш? Там руины должны быть, а это кафе какое-то армянское. Сейчас, - Герман начал рыться в своей папке. - Ничего не знаю, - обиженно сказал Мишка. – Навигатор говорит, что это Надвратный зал аббатства бенедиктинцев. Эпоха Каролингов, между прочим. - Не, Миш, не оно. Вот, смотри, Герман протянул распечатанную на простом листе черно-белую фотографию. На фото были руины трёхэтажного здания, чем-то похожего на мельницу Гергардта в Волгограде. - Гера, здесь же немецким по белому написано «Альтмюнстер»! – закричал Миша, глядя на снимок. - Даже координаты есть, широта и долгота. Сейчас поедем, тут пять минут хода, - сказал он и нажал на газ. - В семнадцатом веке монастырь был снесён под корень по указу Папы Римского, а на его месте построен другой такой же, - задумчиво произнёс Герман. - Я думаю, это не спроста. - Гера, а Удольф в каком копался, в новом или в старом? Герман задумался, зачем-то поворошил листы в папке и медленно сказал: - Как ты думаешь, Мишка, могли монахи нового монастыря прокопать катакомбы в подземелья старого? Мне кажется, что если все эти обряды были не шуточными, то запросто. - Тогда профессор со своей командой, думая, что ходят по подвалам нового монастыря, легко могли попасть на территорию старого, верно? О, приехали. Машина стояла перед красно-белым пластиковым забором. Прямо перед лобовым стеклом висела табличка с надписью; «Eintritt verboten National Monument». - Вход запрещён, национальный памятник, перевёл Михаэль. - Туда нам и надо, - Герман подхватил свою сумку с надписью «SOCHI 2014» и вылез из машины. - Гера, туда нельзя. - Миш, помнишь, как мы по дачам лазали, металлолом собирали? Пошли, не бойся. У меня план раскопок есть. Михаэль сидел неподвижно. Невооруженным глазом было видно, что в душе его шла Великая Отечественная – русское любопытство боролось с немецкой законопослушностью. Наши победили и Мишка, ворча что-то под нос, вылез из машины. Через десять метров забор кончался, друзьям не пришлось даже перелезать. За забором виднелись большие ямы. - Вон, там копали, указал на ямы Герман. – Пошли. В катакомбах было неожиданно сухо и даже по-своему уютно. Стены были обложены потемневшим от времени красным кирпичом, на уровне груди вдоль стен была натянута капроновая верёвка. То и дело луч фонаря высвечивал пятна копоти на сводчатом потолке, какие-то надписи мелом. В двух местах в стенах темнели ниши, в которых, на земляных возвышениях, лежали чьи-то сухие кости. Скоро открылся большой подземный зал. Из него вели четыре коридора. В центре зала виднелось каменное сооружение, напоминающее большой письменный стол. Удивительно, но стены сами по себе светились неестественным красноватым светом. Пахло чем-то противно-сладким и прелыми листьями. - Чего это они светятся, гнилушки что ли? – почему-то шёпотом спросил Миша. - Не знаю. Наверное, - так же тихо ответил Гера. – Я тут, если ты в курсе, в первый раз. - А в центре, наверное, алтарь. - Ага, - Герман, повинуясь порыву, покопался в карманах, и положил на каменное сооружение монету в десять российских рублей. Михаэль посмотрел на монету, повертел её в руке и положил обратно. -Археологи будут недовольны, - сказал он. – Скажут, житья нет от русских туристов. Куда дальше пойдём? Друзья наобум выбрали ближайший коридор слева и пошли по нему, держась за верёвку. Через какое-то время впереди показалось тусклое красное свечение и они вышли в тот же зал, но из следующего прохода. Некоторое время Герман и Миша стояли молча, не зная, стоит ли идти в последний коридор. - Я так и знал, что всё это чушь и ничего не получится, - раздражённо прошептал Мишка. - Пошли уже обратно, хоть в Берлин успеем съездить. Герман промолчал, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Где-то в груди пульсировало чувство приближающейся развязки. Нельзя было уходить сейчас, когда до конца его поисков, возможно, осталось каких-то несколько метров. - Миш, ты иди, если хочешь, - сказал он. – Посиди в машине. Я скоро. Не могу я просто так всё бросить. - Хорошо. Неуютно здесь как-то, на воздух хочу. Или это у меня потому, что нельзя сюда идти было? – бессвязно пробормотал Михаэль и повернулся к проходу наружу. – Я в машине, если что. Если надо, звони, - и он чуть не бегом помчался наружу. Герман постоял в тишине, медленно водя по стенам лучом фонаря. На кирпичной кладке тут и там виднелись какие-то надписи. В одном месте на кирпиче было глубоко вырезано слово «Макошь». Почему-то русскими буквами. Увлекшись, он стал искать ещё русские слова, и, к собственному удивлению, быстро их нашёл. Под самым сводом потолка темнело выведенное коричневой краской слово «змiï», а прямо над отверстием четвёртого, последнего коридора было написано «…сим стегом…». Он глубоко вздохнул, и рывком, как в омут головой, шагнул в коридор. Здесь не было верёвки вдоль стены и Герман начал опасаться, как бы не заблудиться в случае каких-нибудь развилок. Но развилок не было. Вместо них была древняя закопчённая кирпичная стена. Она перегораживала весь проход снизу доверху, не оставляя ни щелки. Седов достал туристский нож и постучал по кирпичу тяжёлой металлической рукоятью. Кирпич гулко отозвался, за стеной явно была пустота. Герман постучал сильнее. Раздался шорох и земля со стены справа от прохода осыпалась, открывая неширокую расселину. Не раздумывая, он шагнул внутрь. Коридор продолжался. Теперь здесь было сыровато, под ногами то и дело что-то неприятно хлюпало. Время от времени луч фонаря освещал какие-то свисающие с потолка махры. В проходе стояла особенная, тревожная тишина. Захотелось развернуться и бежать обратно, на свет, на воздух, к людям. Герман постоял минутку, пересиливая это желание, и медленно, стараясь не производить лишнего шума, побрёл дальше. Неожиданно впереди что-то блеснуло. Это оказался огромный камень, торчащий из левой стены. Свободная сторона камня была идеально ровно отколота, так, что получалось настоящее вогнутое зеркало. Гера постоял, разглядывая своё, неестественное в свете фонаря, отражение и шагнул дальше. - «Шаг назад.» Герман остановился. Никто не мог произнести эти слова. Здесь никого нет. Или показалось, или слуховые галлюцинации. Говорят, если долго сидеть в тишине, такое бывает. Он двинулся вперёд. - «Сделай шаг назад и посмотри в зеркало.» - Кто здесь? – хриплым шёпотом произнёс он. - «Если шагнёшь назад, увидишь.» - Я тебя слышу или мне кажется? Ты кто вообще? - «Посмотри в зеркало» Герман обернулся и увидел, как из зеркала на него смотрит молодой человек со старинным фонарём в руке. Через мгновение видение исчезло. - Блин, глюки. Надо назад идти. - «Сам ты глюк. Повернись чуть, снова увидишь.» Герман начал медленно поворачиваться всем телом влево и действительно, скоро увидел своего таинственного собеседника. Молодой человек улыбался и махал рукой. - «Спасибо за монетку.» - Тебе надо? Могу ещё дать, - почему-то сказал Герман и с готовностью полез в карман. - «Не надо. Дорог не подарок, дорого внимание. Люди ведают, что дары богу идут жрецам, а всё равно несут.» - Ты хоть скажи, кто ты, - Герман осмелел и дрожь в голосе пропала. - «А кого ты чаял видеть?» - Даже не знаю. Эльфов, крысолова. Кого-нибудь, кто помочь может. Внезапно изображение в каменном зеркале пропало. - Эй, приятель, где ты? – крикнул Гера шёпотом. - «Ещё повернись. Неустойчиво всё, давно здесь никто не появлялся.» На этот раз фонаря у молодого человека не было. Сменилась и одежда. Теперь на нём были разноцветные штаны в обтяжку и такая же косоворотка. Голову венчала зелёная шляпа с пером, а за поясом торчала дудочка. Именно так и представлял себе Герман Гамельнского крысолова. Лицо собеседника показалось Герману на кого-то похожим. Всмотревшись внимательнее, он понял, что ежедневно видит это лицо в зеркале. - Так ты и есть Крысолов? А почему я? – Видение снова пропало. Гера медленно покрутился влево-вправо, но собеседник в камне не появлялся. – Ты где!? - «Больше не явлюсь. Не могу. Нельзя тебе здесь находиться.» - Как!? – чуть не плача спросил Седов. – Я столько хотел… - «Ты пойми, монахи чистились, постились долго, потому и открывались им видения, приходили гости. А ты пришёл после водки и хочешь в игольное ушко пролезть. Лишь подношение твоё тебе здесь быть дозволяет.» - Что же делать? – вскричал Герман и вдруг понял, что делать. Знание упало на него как пуховая перина, целиком обволакивая весь разум и не оставляя ни клеточки для сомнения. Теперь он сможет провести все необходимые ритуалы и подготовиться к ним сам, где бы ни находился. - Так кто же ты всё-таки? – спросил он. - «Иди обратно, завтра придёшь.», - послышалось в голове. Слова бесплотного собеседника подействовали на Германа как пинок под зад. Он против своей воли повернулся и побрёл к выходу. Неожиданно впереди показался красный свет и через минуту Герман уже стоял в зале с алтарём, изумлённо озираясь по сторонам. За спиной не было никакого прохода, да и кирпичной кладки, преграждающей коридор на обратном пути он не видел. Седов стоял между двумя входами, словно вышел прямо из стены. Внезапно в нос ударил знакомый запах прелых листьев, а монетка, лежащая на алтаре, неизвестно почему, блеснула. Герман довольно улыбнулся и, чуть не вприпрыжку, побежал наружу. Он знал, что делать дальше. Сначала Герману показалось, что пока его не было, Мишку кто-то убил, но присмотревшись, он понял, что тот просто спит, положив щеку на руль и свесив обе руки. Непонятно было, как в такой ситуации не сработал сигнал и Гера решил это поправить – он подошёл и надавил ладонью на руль прямо возле Мишкиной головы. Сигнал сработал. - Was? Was tun Sie? – Мишка мотал спросонья головой. – А, это ты. Я уснул что ли? – он внимательно оглядел Германа и спросил: - Ты когда успел переодеться? Что за дурацкая рубашка? Седов оглядел себя. Странно, но вместо его любимой футболки, тёмно-зелёной, с драконом и надписью «I can fly», на нем была надета совершенно неизвестная и, действительно, какая-то дурацкая рубашка, вся из цветных лоскутов. Посмотрев повнимательнее, он понял, что одежда была точно такая же, что и на его таинственном собеседнике. Костюм Крысолова. Герман сунул большие пальцы под ремень. К счастью, флейты за поясом не было. Всю обратную дорогу Мишка сокрушался, что прозевал встречу с подземным эльфом, ругал себя за то, что, в совершенно не соответствующей ему манере, заснул прямо на руле, и успокоился лишь после того, как узнал, что Герману назначена встреча на завтра. - Вместе пойдём? – с надеждой спросил Михаэль. – Вообще, почему тебя пустили, а меня прогнали спать, как маленького? - Десятка, - задумчиво ответил Герман. - Какая десятка? - Помнишь, я на алтарь монетку в десять рублей положил? Вот это приношение и сработало. Я думаю, завтра хорошо бы свечку на алтаре зажечь. Только где её взять? - Тут кирха рядом, - Мишка круто вывернул руль, вызвав возмущённые сигналы других участников движения. – Но рубашка! Гера, я не понимаю, откуда эта рубашка. - Сам не знаю, Миш. Пока ты не спросил, я и не замечал, что меня переодели. Кирха твоя до скольки работает? - Ни фига себе, я спал, - Миша глянул на панель приборов. - Семь вечера. Вы о чём столько болтали? - Опять удивительный факт, как с рубашкой, - констатировал Герман. – Мы минут пять с ним разговаривали. А наверху, значит, целый день прошёл. Я, Миша, встречал подобные эффекты при описании «Бугра фей» в одной ирландской легенде. Человек спускался с феями под холм, всю ночь там зажигал и тусовался, а утром выходил и оказывалось, что наверху прошло несколько лет и его уже все давно забыли. Значит, и здесь такой же эффект. Надо о нём помнить при разговоре, а то у меня автобус через три дня. В круглом зале было так светло, что читались все надписи на стенах. На алтаре ровным жёлтым светом горели полтора десятка свечей, а у заветного прохода, свернувшись калачиком, засунув в рот большой палец и счастливо улыбаясь, спал Мишка. В двадцати метрах от него, за кирпичной стеной, перегораживающей подземный коридор, стоял, волнуясь, Герман, и напряжённо всматривался в каменное зеркало. В руке его истекала воском толстая церковная свеча. Герман стоял уже больше получаса, глядя в безжизненный камень. Терпение кончалось, и вчерашние события уже начинали казаться сном. Тогда он опускал глаза на цветастую рубашку Крысолова и начинал ожидание с новыми силами. Вдруг он почувствовал чьё-то присутствие. Не звук шагов или дыхание, не тени, движение или что-то ещё, а просто понял, что он тут не один и кто-то его тщательно рассматривает. - Привет, сказал Герман и махнул рукой. Ответом была тишина, но чувство присутствия усилилось. - Где вы? - «Здесь. И тебе привет, человек.» - А как тебя увидеть? – Седов решил сразу перейти на «ты», чтобы легче было общаться. - «Сейчас увидишь. Время ещё не пришло.» Внезапно будто вспышка ударила изнутри каменного зеркала и Герман увидел прекрасную белокурую девушку. На девушке было какое-то, совершенно условное, прозрачное платье и сначала у Геры даже захватило дух. - А… Э… А где… А где Крысолов? – наконец справился он с голосом. - «Ты ещё не понял? Крысолов – это ты. Ты же всё сам видел.» - Нет. Где мой вчерашний собеседник? У меня столько вопросов! - «Это я. С тобой беседовал я.» Наверное, у Германа был очень обалделый вид, потому что девушка вдруг заливисто засмеялась и в тот же миг на её месте уже стоял вчерашний молодой человек. Он улыбнулся и повёл рукой в сторону Седова. Свет свечи вдруг стал ярким, как луч прожектора, стали видны мелкие трещины на каменном зеркале, какие-то подземные жучки, шевелящие лапками на земляной стене коридора. Из-под ног с писком бросилась в сторону то ли мышь, то ли крыса. Через секунду свеча погасла, но в проходе было всё так же светло. Кто ты? Где ты живёшь? Ты умеешь творить чудеса? А как это?! Миллион вопросов крутился на языке Германа, но он только разводил руками и изумлённо открывал и закрывал рот, не в силах произнести ни слова. Наконец, успокоившись, он протянул по направлению к камню погасшую свечу. - Куда её теперь? - «Обратно заберёшь.» - собеседник улыбнулся. – «Спасибо тебе.» - За что? - «За свечи на алтаре. Нам тоже приятно получать подарки.» - Как тебя зовут? - «Ты назвал меня Крысоловом. Это не так. Крысоловом может быть кто угодно, даже ты. Если тебе удобно, зови меня Эльф. Это, конечно, не моё имя, но тебе так проще будет ко мне обращаться.» - А откуда ты? - «Хочешь посмотреть?» Герман не успел даже ответить, как почувствовал странную двойственность сознания. С одной стороны, он так и стоял в земляном проходе, изумлённо пялясь на каменное зеркало, а с другой стороны… Это было что-то невероятное. Неяркое, тёплое, непривычно большое солнце освещало выложенную каменными плитами дорожку, проложенную среди каких-то растений, напоминающих папоротники, но высотой с двухэтажный дом. Вокруг летали огромные, неправдоподобно яркие, бабочки звучала… Нет, это была не музыка. Это был обычный лесной шум. Только какой-то слишком мелодичный. Не было ни ветерка, а в теле появилось какое-то новое ощущение, Герман сначала даже не понял, какое. Лишь через некоторое время он догадался – ощущение лёгкости. Будто сам он весил не больше двадцати килограммов. - Да, ты прав. Сила тяжести у нас меньше вашей. Герман обернулся и сначала отшатнулся. Слева от него стояло непонятное существо. Оно было очень похоже на покрытого чешуёй человека, ростом чуть больше трёх метров. Сзади у существа был толстый хвост, наподобие крокодильего, из-за чего верхняя часть туловища едва заметно наклонялась вперёд. Голова существа мало походила на человеческую – тяжёлая челюсть, отсутствие ушей и носа, и глаза. Глаза поразили Германа больше всего. Ни бровей, ни ресниц, ни даже век. Вертикальный змеиный зрачок сверху вниз пересекал светло-коричневую радужку. Но, непонятно как, эти глаза улыбались. В них светился разум, симпатия и даже ехидная улыбка. - Ну как? Красив? - Ты кто? - Сегодня ты задаёшь мне этот вопрос уже третий раз, - теперь уже улыбались и губы существа, обнажая крупные острые зубы. Не хотелось бы попасться на такой зубок, подумал Герман, голову враз откусит. Эльф эффектно щёлкнул пальцами – уже человеческой руки – и перед Седовым стоял давешний юноша. Ещё щелчок, и юноша превратился в девушку. - Ещё? – спросил опять юноша. Герман помолчал, приходя в себя, и одновременно почувствовал, как там, в подземном проходе, по лбу его потёк холодный пот. Вытер лоб и там и тут, и подумал, что побродить по необычному миру не получится – там, в мире людей, он просто упрётся в стену. - Эльф, ты не мог бы со мной оставаться человеком? - попросил он. - Я не человек и не могу им стать. Да и не хочу. Все образы, которые ты видел, видел только ты. Мои соплеменники видят мой естественный образ. - Как это? - Проще говоря, как маски. Пойдём, прогуляемся. - Я же в проходе стою, как я пойду? - Как ты догадался? - О чём? - Что на самом деле ты стоишь в проходе, а ощущения нашего мира лишь внушены тебе мной. - Не знаю, само в голову пришло. - Посмотри на себя. Герман огляделся. На нём была какая-то старинная одежда. Наверное, камзол, подумал он. Он не знал, как выглядит камзол – старинное, значит камзол и есть. - Нет, это жюстокор, - сказал Эльф - Как? - Жюстокор. Одежда придворных. Тебе можно. - Почему мне можно? Я ничего не понимаю. - Это потому, что ты видишь только три измерения. Длину, ширину и высоту. - Боюсь спросить, а сколько их? - Бесконечные множества. И в процессе эволюции душа объединяет в себе всё больше и больше измерений. - Это поэтому ты можешь для меня выглядеть как угодно, а для своих при этом – как всегда? - Ты догадлив. - Расскажи ещё. - О чем? - Про Крысолова. - У тебя не осталось времени. Я не буду рассказывать, я покажу. А сейчас иди, тебе пора. Конец фразы Герман слышал уже стоя в проходе подземелья. Ощущение двойственности пропало, свет померк, каменное зеркало было пусто. Он глубоко вздохнул, оправил свою разноцветную рубашку, пригладил рукой жёсткий ёжик волос и повернулся к выходу. И в этот момент на него навалилось ЗНАНИЕ. Он понял, кто такой крысолов, как устроена дудочка и какую музыку следует на ней играть. Он понял даже как её играть. Он понял даже, что имел ввиду Эльф, когда сказал «я покажу». Именно этот взрыв ЗНАНИЯ в мозгу он и имел ввиду. Попутно он понял, что за существа называли себя эльфами, кто такие люди. А самое страшное, он вспомнил всю свою жизнь, все поступки, и хорошие и плохие. И те, которыми стоило гордиться, и те, которых стоило стыдиться. Стыдных поступков было гораздо больше. - Да меня убить надо! – в сердцах проворчал он и пошёл к выходу. - Да почему он благодетель-то?! Он же детей у родителей отобрал! – Мишка бросил руль прямо на ходу и повернулся к Герману. - Э! На дорогу смотри, Шумахер. Михаэль взялся обеими руками за рулевое колесо и угрюмо уставился вперёд. Возвращались друзья поздно и было уже темно. - Понимаешь, - подражая Наде, особым лекторским тоном сказал Седов. – Для того, чтобы это понять, надо чувствовать всю многогранность вселенной. Люди её не чувствуют. Мы живём в трёх измерениях, не подозревая об огромном множестве остальных. Мы пытаемся всё понять нашим несовершенным трёхмерным разумом, забывая о духовности. Это неправильно. Это тупик эволюции. Дело в том, Миша, что эволюция возможна лишь у души, а душа развивается только при развитии духовности. Это тот самый путь, который надлежит пройти существу на пути к совершенству. И приходим мы в этот мир именно для совершенствования себя, своей души. И тело даётся душе, чтобы она могла сделать следующий шаг по эволюционной лестнице. Для следующего шага она получает другое тело, лучше, совершеннее. И так до бесконечности. Люди об этом забыли. Они уже несколько тысяч лет топчутся на одной ступеньке, не собираясь идти дальше. Обустраивают ступеньку, дерутся за самое тёпленькое место на ней, продают красивые виды на эту ступеньку и удобные места. А это и не надо. Надо просто идти дальше. - Бред сивой кобылы. Ты укурился там что ли? - Вот об этом я и говорю. Не хочешь ты видеть многогранный мир. - А ты прям видел. Что ты там видел? Папоротники? Или ящера своего эльфийского? Уведёт тебя твой благодетель, как детей под холм, и проспишь ты там тыщу лет. - Так он их поэтому и увёл, потому что дети ещё. Души чистые, понимаешь? Чтобы эволюционировать могли. - Герыч, сейчас приедем, нальём по стопке, и тогда ты мне всё это ещё раз расскажешь. Мне такое без бутылки точно не понять. - Я расскажу, Миш. Только с бутылкой это тоже понять нельзя. Это почувствовать надо. Надю Герман даже не увидел, почувствовал, ещё подъезжая по Ленинградке к Аэровокзалу. Она ждала и волновалась. Он вышел из автобуса одним из первых и тут же увидел её. В лёгком цветастом платье и босоножках без каблука, в руке букет, на лице неуверенная улыбка. Герман широко, по-гагарински, улыбнулся и махнул рукой - Надя!!! Всю дорогу до дома пришлось извиняться за то, что так и не увиделись в скайпе, не показал Мишку, и вообще, она так волновалась, а он поступил совершенно безответственно. Несмотря на это, Герман был счастлив. Судя по сияющему лицу Надежды, пилила она его тоже, больше по обязанности, а на самом деле была очень рада его приезду. Да и вообще, подумал Герман, если бы сердилась, разве припёрла бы такой здоровенный букет? Он впервые в жизни получил в подарок цветы, и это оказалось очень приятно. Надо будет Мурке почаще букеты дарить, мелькнула у него мысль. Он включил проигрыватель и машину заполнил знакомый голос: «А звук у дудочки таков, В нём шёпот снов и звон веков, И песни кельтских колдунов, И зов седых преданий. Под гипнотический мотив Пойдёт бандит и рэкетир, Надеть свои трусы забыв, Уйдёт министр из бани.» - Теперь ты знаешь, как его вызвать? – вполголоса спросила Надя. - Да, - коротко ответил Герман. – А ты уверена, что надо? - Гера, как ты можешь? Ты же сам хотел. - Ну да… Седов задумался. С одной стороны, он готов к исполнению своей мечты очистить Родину от всех негативных элементов, оставить в стране только честных, правильных, порядочных людей. А с другой стороны, было во всём этом что-то неправильное. Пока ещё непонятно, что, но чувство ошибки вызывало нерешительность и беспокойство. Крысолов делал доброе дело для тех, кого уводил. А если дудочка не принесёт добра тем, кто остаётся? Или те, кого она уводит смогут не уйти? Нет, не смогут. Это Герман чувствовал всем сердцем. Ни один человек в мире не в силах сопротивляться эльфийской музыке. Прошедшие дни сильно изменили Германа Седова. Он иначе смотрел на мир, стал иначе относиться к людям. Да и свои поступки Гера теперь оценивал и планировал с какой-то новой, прежде неизвестной ему точки зрения. Всё теперь виделось Герману не только в контексте текущего момента. Теперь последствия и реакция окружающих стали неотъемлемой частью каждого его действия. Это было ново для него, но, как он чувствовал, очень правильно. Вот и сейчас, Седов представил себя, идущим с флейтой по улицам, и сердце окутала тёплая волна одобрения. Он вздохнул, улыбнулся, и достал из сумки лоскутную рубашку Крысолова. Впереди было сорок дней личного поста и много работы. Ровно сорок один день спустя, Герман стоял посреди улицы, одетый в разноцветные одежды и нервно теребил пальцами новенькую, сделанную собственными руками, липовую дудочку. - Так надо, - бормотал он. – Пусть всё, и сразу. Прохожие торопливо шли мимо, удивлённо глядя на чудака, стоящего в этот промозглый сентябрьский день на улице в странном шутовском наряде. Некоторые даже крутили пальцами у виска. Вскоре вокруг стали собираться дети. Герман смотрел на них и нервно улыбался. Всё, пора, подумал он, а то никогда не решусь. И приложил флейту к губам. Губы и пальцы заиграли сами собой, без участия сознания. Полилась красивая, заводная мелодия. Дети вокруг Германа засмеялись и захлопали в ладоши. Люди на улице стали задерживать шаг и подходить к флейтисту. Они останавливались и стояли молча и неподвижно как роботы в режиме ожидания. Мелодия была волшебной. Герман слышал её и музыка открывала всё, что мучило его эти дни. Тело – тлен. Он спасает ДУШИ. Он даёт всем этим людям второй шанс начать заново, в стране, очищенной от скверны. Он открывает этим людям небольшое окошечко с видом на следующее измерение. Пусть поймут, что всё, что они делают, будет тянуться за ними хвостом через всю череду следующих жизней. Он вдруг увидел Тиотара, оказывается так звали его таинственного собеседника, учителя, и, Герман теперь знал это, друга. Тиотар стоял ни справа, ни слева, нигде в этом трёхмерном мире, но рядом, и одобрительно улыбался. Теперь он был прекрасен. Сначала на душе было просто хорошо, будто встречаешь летний рассвет на берегу тихого, спокойного озера. Но постепенно чувство единения с Природой становилось глубже, ярче, роднее, и вот, Седов перестал быть отдельной личностью, он услышал вибрации Земли, её сердцебиение и дыхание. Волны океанов и рост лесов, горячее дуновение пустынных ветров и величественный покой огромных полярных шапок. Как-то незаметно он перестал быть человеком и слился с огромной планетой, стал маленькой, но очень нужной частью гигантского организма под названием Земля. Сзади подошла Надя. Она положила руки на плечи Германа и улыбнулась. Он почувствовал девушку так глубоко, как не было даже в моменты максимальной близости. Всё несказанное друг другу было сказано без слов, все самые глубокие тайники сознания открыты и освещены. Они словно слились не телами, но душами, и стало ясно, что отныне они – единое целое навсегда. Герман оглядел столпившихся вокруг них с Надеждой людей, и вдруг понял, что знает о каждом из собравшихся абсолютно всё, даже то, что сами эти люди давно забыли, скрывали от других и от себя, или просто не удосужились узнать. Вон прилично одетый, ухоженный, но совершенно чёрный внутри мужчина. Когда-то он выгодно продал друга. Вот эффектно одетая девушка. Она уже два года живёт с двумя мужчинами, с одним из-за денег, с другим из-за качественного секса, и хочет завести третьего, потому что запросы растут. А этот парень считает себя лучше всех потому, что никогда ничего не украл, хотя не делал этого лишь из-за того, что боялся наказания. Вот женщина, она считает себя самой умной, и в душе презирает всех остальных, путая разум и образованность. А вон тот мужчина всерьёз верит, что любовь можно отдать деньгами, поэтому, не желая тратить время на воспитание, покупает детям дорогие игрушки, а потом удивляется, что они его не любят. Толпа колыхнулась, и к Герману, задыхаясь, подкатился толстый депутат в распахнутом дорогом пальто. За ним тянулся грязный хвост лжи, воровства и предательств… Кто-то заплакал, и Герман понял, что музыка открывает суть не ему одному. Когда толпа людей заполнила улицу от края до края, он вздохнул, странно, но мелодия при этом не прервалась, развернулся, и медленно пошёл вперёд. Раздалась полицейская сирена, удивительно, но она не заглушила негромкую мелодию флейты, и перед толпой с двух сторон перекрыли улицу два автомобиля ППС. Герману стало смешно. Он продолжал идти, и колышущаяся толпа так же плавно текла за ним. Внезапно машины раздались в стороны, из них вылезли шесть офицеров в бронежилетах, касках и с оружием, и влились в толпу. - Не-е-ет!!! Герман обернулся, и увидел, как какой-то парень с разбегу бьётся головой об угол дома. Его тело секунду постояло, потом мешком осело на тротуар. Тут же он почувствовал ещё одну смерть. Покончила с собой пожилая женщина. Её боль и тоску по потерянной впустую молодости, прожитой зря жизни ощутили все, собравшиеся на улице. Сразу же, один за одним, с почти одинаковым интервалом, в толпе раздались пять пистолетных выстрелов. Пять офицеров полиции не вынесли груза совести. Через минуту по всей улице поплыл многоголосый, исступлённый плачь… Герман ощутил царящую среди идущих за ним людей атмосферу безысходности, ненависти к себе, своим поступкам, к неправильно прожитой жизни. Ему вдруг стало их нестерпимо жалко. Злые, больные, лживые, эти люди, прежде всего, были очень несчастны. Ведь никто за всю их никчёмную жизнь так и не показал им, для чего на самом деле они живут, какова цель их существования. И вот теперь, когда на них обрушилась правда, многие просто не выдерживали. Что же делать, думал Герман, как их утешить, успокоить, ведь они просто не знали, не ведали, что творят, они думали, что так и надо. Он готов был прервать мелодию, бросить то, чему посвятил весь последний год без остатка, сломать флейту, пусть даже это будет стоить ему жизни. Внезапно мелодия неуловимо изменилась. В ней появилась новая нота. Теперь мелодия пела о надежде, о том, что никто не безнадёжен, пока жив, о том, что зная путь, всегда можно пойти в правильном направлении. Незаметно плачь стих, толпу осветили улыбки. Кто-то даже начал танцевать. Из-за угла, тяжело дыша, подбежал пожилой мужчина в концертном костюме. Неуловимым движением он достал откуда-то две части серебристой флейты, мгновенно собрал их вместе, несколько секунд прислушивался к эльфийской мелодии, а потом, приложив инструмент к губам, вплёл в песнь свою нить. В этот момент Герман понял, что он уже не сможет остановиться, пока не обойдёт все города, все посёлки и деревни огромной страны, не устанет, не уснёт и не проголодается, будет идти и идти, собирая на своём пути миллионы людей, и открывая им суть их собственного я. А что делать с этим новым знанием, пусть каждый из них решает сам. * - Дедушка, слышишь, какая музыка? – стоящий на балконе мальчик, лет пяти, показывал пальцем на Германа и счастливо улыбался. - Слышу, Витенька. Это музыка эльфов. - А ты её знаешь, дедушка, ты её слышал? - Приходилось. Пойдём обедать. У нас с тобой ещё много дел.
40 min read
СлушатьКРЫСОЛОВ
0
0
390
Give Award
Other author posts
Comments
You need to be signed in to write comments
