Я лежу на горе на высокой горе

Здравствуй, меня зовут Элизабет фон Вайскатце, но обычно Красотка Эл.

Я умею попрошайничать и ласкаться, да так, как никто еще не умел.

Мне нравится слово «шелк» и совсем не нравится слово «смерть».

Я умею быть мягкой — а чего уж тут не уметь?

Отец говорил мне: «Эл, тебе увы не дано быть умнее всех,

И красивой тоже вряд ли, и бегать сто метров в сек.

Не дано, но у тебя есть блеск в глазах и такой поворот головы,

Что твои все коты и все помойные молодые львы.»

Отца звали мудрый Джо, он хотел любви и мира каждому дому.

Но почему-то та машина подумала по-другому.

… над ним плыла золотая пыль и ласковый пух семян.

Боже, помилуй мя.

Здравствуй, у меня голубые глаза и легкий и мягкий шаг,

Когда я смотрю на кого-нибудь, у него дрожат кисточки на ушах

Только я — не знаю, кто я, а он — кошак.

Поэтому я прохожу мимо и стараюсь ему не мешать.

Маму зовут Мариэтта Джо, когда она проходила, цветы за ней не качались.

Впрочем, мы давно уже не встречались.

Жизнь пролетает звездным шатром гремя.

Боже, помилуй мя.

Еще я люблю, когда бежишь долго-долго и тополиный листик к спине прилип

И когда затихает солнце, и ветер шевелит лохматые кудри лип.

Еще я люблю смотреть, как весна переходит в лето, а лето уходит в осень.

А теперь мне хочется спать просто потому, что не спать не хочется вовсе.

А вообще, ты знаешь, у меня голубые глаза и такая полосочка на спине,

Я сыта, здорова, и если кто улыбнется — то может быть это мне.

Но вот я хожу — а у меня в глубине

ничего нет.

И вот лучше бы боль, лучше бы война,

Лучше б плясать до утра и плакать бы допьяна,

Только не эта невыносимая тишина.

А нынче знаешь, снегом нас замело,

Гудели в окнах мартовские коты.

И ныло в небе какое-то НЛО

О том, что боится неба и высоты.

И ты не спеши разозлиться, глупой клеймя.

А просто помилуй. Боже, помилуй, мя?