Чувак прикупил себе хутор в верховьях Припяти.
Теперь на болотах торчит как перст, средний воздевши палец —
то ли леший, то ли кикимора, то ли её постоялец.
Что поймает на удочку, то и съест, да охотится с курцхааром.
Самое место для изоляции — пара лесных гектаров.
Есть карабин и патроны — а значит, добудет пищу.
И страшного смысла второго в посыле никто не ищет.
Хорошо хоть, я к папе успела добраться. Доехала —
больше суток на поезде — за две тысячи километров.
Если страшно, лучше побыть с другим человеком.
Не потому, что угроза отёка, элзепам или L-лизин,
а чтобы он чувствовал локоть: я не один
при обструктивной болезни лёгких. Третью неделю
ошпариваю его посуду и чаще меняю постель, но
некуда деться от облака микрочастиц эпителия,
пыли — не помогают ни швабра, ни пылесос.
Что мы вдыхаем и что выдыхаем — ещё вопрос.
Папа, конечно же, кашляет — как всегда. Но нельзя гулять ему.
От ингалятора до кислородного концентратора
ходит по дому, дыша тяжело и держась за грудь.
На лоджии семена огурцов по горшочкам сажает в грунт,
что вырастет, говорит мне за ужином, то и вырастет.
Но как мы при этом подымем прошлое из бэкапа,
когда человек человеку дневной дозор и харон на выезде,
не ходит троллейбус, не ездит на дачу папа,
никто не подпустит к себе на дистанцию меньше метра,
когда насаждается: homo homini virus est,
не троньте друг дружку ручками, двуногие чашки Петри!
<Есть же пути, почему вы о них не помните, повторяя заразное
«не-выходи-из-комнаты»?>
Мы погружаемся в нереальность — и всё, пиздец.
Человек человеку всё чаще пиксели, мемы, текст.
Или объект удалённых манипуляций.
...Две девочки подобрали ветку,
сбитую ветром.
Буквально держа дистанцию,
несут её за концы, ибо страшно гулять, но страшнее всего — расстаться.
Мужик достаёт из машины клетку с испуганным попугаем:
тот шарахается от стенок, видимо, рос интровертом.
Всего три недели — а жизнь до жути другая.
Но птица не телевизор и хоть не долдонит о смерти.
Пацаны рассекаютна великах по двору.
Редкие прихожаневыходят из храма.
Не то чтобы не опасаются, что умрут.
Но — каждый по-своему — эти живут. Храбро.
Брось этот текст. Перчатку заталкивая под рукав,
выйди за молоком, за хлебом или в аптеку
и помаши кому-то живому издалека,
всё ещё ощущая себя человеком.
