II.
Моей любимой кошке Кэти в восьмой день рождения посвящается.
Отощавшая сука скулит на февральском морозе протяжно, надрывисто, тошно:
Зудью непреодолимой отдаётся в душе этот мучительно жалобный вой.
"Что ты тут расскулилась, я, вот, молчу, а тебе, тебе кажется, можно?
Что ты стонешь, шальная, или лихо какое стряслося с тобой?"
Переминаясь с лапы на лапу - одна обмороженнее другой - она смотрела в сердце мне.
Глаза её - небес купола с крапинками звёздными - гноем от конъюнктивита -
Искали место, где бы отогреться, покормиться, и забыться во сне,
И хоть сколько-нибудь не хрипеть от крепчающей силы бронхита.
Осучевшее пузо выпирало, вздымаясь, из прутьев чётко очерченных рёбер,
Обрубок хвоста с надеждой выказывал жесты собачьего этикета, ошейник
Громко кричал заглавными буквами имя её, насколько он был способен;
На его тугом полотне агрессивно щетинился засохший репейник.
Бэлла. Плешивая Бэлла моляще смотрела на почти заметённую вьюгой дорожку,
К заснеженному подъезду моего дома верно и неторопливо ведущую.
"Прости, дорогая, в подъезд заведу, но едва ли домой - я люблю свою милую кошку,
А тебя я врачу покажу, но сначала поесть принесу на дорогу грядущую."
Блаженно распяв свои лапы по пространству сереющей лестничной клетки,
Молча, прищурившись, смотрела, как ставлю еду, как рана на лапах обсохла.
Пока семенила, искала врача, поглядывая вскользь на улицу сквозь оконные сетки,
Бэлла издохла.
