я же девочка, Господи, мне же расти и расти
чай заваривать зайцу, венки из сурепки плести
наряжаться в красивые платья и клянчить мороженое
и капризничать, и засыпать на коленях у мамы
а они все бегут: ой болит, приложи подорожник
ой болит, забинтуй мне лодыжку, подуй мне на рану
и рыдают, катаясь по летней горячей траве
я их глажу по голове
я же девочка, Господи, я не умею, прости
вот лесная клубника в испачканной соком горсти
хочешь? только не надо совать нашатырь и бинты
и на горы указывать синим перстом с высоты
где война, где стреляют и режут, где смерть по утрам
варит кашу для раненых и бересклет собирает
а они голосят - ой, сестра, умираю, сестра
и один за одним умирают
что ты делаешь, Господи, чем же я им помогу
даже кровь не стирается с чёрных обугленных губ
как рубашки, тела зашиваю, и стонет вдали
у котенка боли, у собачки боли, у синички боли
а у мальчика не боли
наших мальчиков не спасли
я же девочка, Господи, что там положено им
наряжаться, играть, печь имбирные пряники и
что там "и" я не знаю, ведь заняты руки - держись
не ходи в облака, не выхаркивай скользкую жизнь
впрочем, Господу мало и этого, он говорит
стоя синим столпом у распахнутой настеж двери
я привел к тебе нашего сына, прими и люби
а потом отведи его к людям и дай им убить
расплескать по холодному камню горячий кармин
аминь
и стою я таким же столбом, и дышать не могу
словно прячусь в очерченном мелом защитном кругу
ничего не случится, пока я внутри, мальчий мой
не убьют, не распнут - лишь осина трясет головой
а мальчишке уже надоело без дела стоять
любопытный, бесстрашный, весёлый - ему бы стрелять
из любимого лука - ведь жизнь так проста и добра
нужно мир, как игрушку, успеть разобрать и собрать
и опять разобрать, и удариться локтем о стол
ой болит - руки сами собою ложатся крестом
ой болит - замыкается время и сходит на нет
и на пол полосами ложится
полуденный свет
