Он вышел и дышит воздухом, просто ради
Бездомного ноября, что уткнулся где-то
В колени ему, и девочек в пестрых шапках.
А я сижу в уголочке на балюстраде
И сквозь пыльный купол милого факультета
Виднеются пятки Бога
В мохнатых тапках.
И нет никого. И так нежило внутри,
Как будто бы распахнули брюшную полость
И выстудили, разграбили беззаконно.
Он стягивает с футболки мой длинный волос,
Задумчиво вертит в пальцах секунды три,
Отводит ладонь и стряхивает с балкона.
И все наши дни, спрессованы и тверды,
Развешены в ряд, как вздернутые на рею.
Как нить янтаря: он темный, густой, осенний.
Я Дориан Грей, наверное – я старею
Каким-нибудь тихим сквериком у воды,
А зеркало не фиксирует изменений.
И все позади, но под ободком ногтей,
В карманах, на донцах теплых ключичных ямок,
На сгибах локтей, изнанке ремней и лямок
Живет его запах – тлеет, как уголек.
Мы вычеркнуты из флаеров и программок,
У нас не случится отпуска и детей
Но – словно бинокль старый тебя отвлек –
Он близко – перевернешь – он уже далек.
Он вышел и дверь балконную притворил.
И сам притворился городом, снизив голос.
И что-то еще все теплится, льется, длится.
Ноябрь прибоем плещется у перил,
Размазывает огни, очертанья, лица –
И ловит спиной асфальтовой темный волос.
