Я живу в завидном чертоге,
Примеряя роль одиночки.
В новолуние монологи
До слезы бывают жесточе.
У историй мало историй,
Когда спящее завсегдатай.
Мысли глупые, тараторя,
До иронии были святы.
Лишь однажды в пойме риторик,
Где заранее образ мятый,
Задаваясь в ненужном споре,
Я поймал твой взгляд двадцать пятый.
Я поймал, и живо играясь,
Хаотично полез, беснуясь.
Истерично в глаза въедаясь,
Я увидел блаженный ужас.
Я хитрил, что любовь без крыльев,
Что затворником стал заядлым.
Повторял о пущем всесилье,
Об истекшей любви всеядной.
На малейший повод надеясь,
Наизусть бросался стихами.
Притворяясь искусным змеем,
«На пожалуй» мудрил словами.
Ночь была задиристо хлёсткой,
Мой зондаж перешёл в телесный.
Ты рядилась страстностью плотской,
Отбиваясь мягким протестом.
Вслед за блажью протест желанен,
Запульсировал нерв, взбесившись.
Мой синопсис крайне ледащий,
До и после - голос осипший.
Этот день на редкость красивый,
Окотились чувства, кусая.
Суть любви без меры стыдлива,
Ты сдалась, любовь отрицая.
Ночь любви растекалась в шёпот.
И любовь, закипая в венах,
Обратила дыханье в клёкот,
Убеждённо кренясь в коленях.
Счастье похотью наслаждалось,
Облекая желанье страстью.
И любовь, с утра состязаясь,
Час за новым была зубастей.
Ипостась зачудила в руку,
Домогаясь любви, знобила,
Ускоряя процесс в испуге,
До лобзанья протяжно выла.
Я волчком в безумстве крутился,
Что-то нёс, стелясь до конфуза.
В простака смешливо рядился
И пытался петь «под Карузо».
Я ошибся. Мечтой проникся,
Одиноким жил иереем.
В очевидном с истиной свыкся,
Каждый день полярно острее.
Воспалённые чувства в тяжбе
Разложили время на сутки,
Отвергая любовь, сутяжат,
Оказавшись на перепутье.
Я давно не живу азами,
Да и правда мне не в охотку.
В потрясении, за кряжами
Пью ночами русскую водку.
