СТРАСТНАЯ НЕДЕЛЯ
Понедельник
Страстная началась. По переходам
Калининского – ветхие бабульки
С протянутой рукой наперевес...
Их голос тише песни комариной,
Но, множим сводами, – и вот уж ничего
Не слышно, кроме вечных и наивных
«Подайте Бога ради!..» «Дай вам Бог!..»
И то ль от страха перед непонятным,
Безликим, руко-гласным искушеньем,–
Безбожники, с разбегу возвратясь,
Кладут в ладошки бабкам серебро
И убегают дальше с робкой верой,
Что в мире всё теперь идёт, как надо,
Что катастрофы обойдут Москву,
И что планета в целом уцелеет, –
По крайней мере, в нынешнем году...
Ах, милость-милость, торопись успеть:
К полудню молодые постовые
Начнут теснить бабуль из переходов
И не простят захвата территорий
И на лицо надвинутых платков!
Вторник
Мы с мамой первый раз приехали в Москву.
Весна, нет снега, лужи из лазури...
Едим бананы и сырки в глазури,
Зеленый «твердый сыр» грызём!
А где-то близко, каменная кладь
историй, гордости и крови в черном камне, –
дорога, выложенная руками,
слезами и любовью, и стихами!..–
Ты где-то рядом, Площадь!.. – маме показать…
Когда меня водил туда отец,
мы шли пешком от Площади вокзалов,
был май, в Москве жара стояла,
и постовые в белых кителях
улыбкой усмиряли все колёса...
Трава зелёная от стен на всех откосах,
и надо всем – огромная ЗВЕЗДА!–
Как из коробки ёлочной, зимой!
А ветер тёплый, нежный, неземной!..
А мама всё боялась голодать:
Она в войну пережила «блокаду», –
Как маленькая прямо, рада,
Что «пирожковые» на всех углах...
Великий Страстной Четверг
Страстной четверг, слепой от солнца,
Насквозь проплаканный берёзами...
Любуясь вымытым оконцем,
Рисую кистью венчик розовый.
На мне лежит особый труд –
Три расписать яйца с детишками.
Яйцо священнику дадут,
А тот одарит чем-нибудь,
Скорей всего, святыми книжками.
Какой-то длинный грустный день...
Как будто, вырвавшись из «прежде»,
Из дебрей снов и деревень
Пришли ученики к Надежде,
Тихонько сели вкруг неё
И глаз внимательных не сводят.
Она ж их в заблужденье вводит
И прячет хлебы и питьё,
И говорит, что было так,
Что было так уже однажды:
Томились странники от жажды
И пить залезли на чердак;
Средь голубиного помёта
И пыли, бившей из щелей,
Хозяин им размел тенёта
Рукой, дрожавшей отчего-то,
Поставил хлеб, вино, елей
И удалился. А вокруг
По городу искала стража
Безмужних дам без макияжа
В компании бомжей бродячих,
Что в мире всякую болячку
Молитвой лечат и постом
И ходят следом за Христом,
И существуют на подачки.
На небе, ясном, как атлас
С иерусалимского базара,
Заря вечерняя играла...
Ещё никто не пел намаз!
Евреи дружною толпой
Толкали лбами «Стену Плача»,
А «книжники» – считали сдачу
И шли гулять в сад городской,
Иуде подали на вшивость:
«Гуляй, бос0та! Но гляди!..»
Блудницы – грели бигуди...
Первосвященники – молились...
И было «Оно» время там,
Всё, что потом, – уже вторично.
Иуда тоже это знал.
Так знал, что даже неприлично...
Молитесь! Это «время раз»!
К нему не будет дубликата!
«Однажды» всё, чем жизнь полна,
И это точки невозврата.
...Они б могли упасть без сил
И спать, – но долго мыли ноги:
Ведь в дом нельзя зайти с дороги
И не омыться от грязи...
Пусть впереди – звенят мечи,
Но в горнице тепло и тихо.
Не тронешь, – тихо даже лихо.
Ешь-пей, смиряйся и молчи!
И до рассвета по пыли
Шатались зло легионеры.
И дольше века длилось Время, –
пока на сад не набрели...
В саду им встретился Христос,
Едва от трапезы с друзьями,
С нетронутыми сном очами,
Как крылья нежные стрекоз...
...В это утро, в этот сад
Отлетает душа еженочно
Рыжей бабочкой…
Страстная пятница
Оковы страха – липкие оковы,
Махровые оковы, шерстяные…
Они меняются с сезонами, как шляпы,
Как варежки и туфли, – по погоде,
Вползут в доверье жалобно и тихо,
Начнут жалеть и гладить по головке,
Расхнычутся и растекутся в слякоть
Над нашей незадачливой судьбой!
Потом под ноги нам скамеечку подвинут
И на полметра над людьми поднимут,
Пеньковую верёвочку накинут... –
Но только на минутку, на секунду!
На лёгкое паренье без опоры!
А дальше – вечно! – мягкие оковы,
Махровые оковы... Шерстяные…
Ххх
...Они делили мой хитон,
Копьём попробовали рёбра.
Хитон мог взять синедрион
В музей, но ткань в дожде промокла.
Решили: будет новодел
Из современной крепкой ткани,
А этот, мурзанный стрелками,
Заткнули где-то между дел...
Они кричали: «Царь, сойди!» –
«Сойдёт он, как же! Не дождётесь!»
И лестницу ногой отбросив,
Копались копьями в пыли.
...Мне некий божий человек
Опять помыл живот и ноги...
И холод каменной дороги
Я ощутил, уйдя навек...
Страстная суббота. Уборка
Вот вынесли гробы, оделся регент,
Остаться попросили вымыть пол. –
Чёрт дернул!.. Возвернулась, в храм вошла,
Готовая на подвиги и жертвы...
Халатик в ягодках, скребочек, веник...
Смиренная, – как только… даже больше...
Навстречу мне «спорительница хлЕбов»
Летела, широко раскинув длани,
Рассеивая «Пемос» с «Пемолюксом»
На моющих, скребущих и метущих…
Там были женщины с пробором до бровей,
Каких-то два убогих и бездомных...
И четверо «спорительниц» над ними
Веселым исходили криком!
Их «снежная забава» продолжалась,
Пока отец Димитрий не чихнул.
Я вышла вместе с ним. Они – остались.
«Прости их, Господи»,– сказал «святой отец».
Субботник
Деньги отмываются просто:
в начале кладется плитка.
Не намертво, чтобы подросток,
набухавшись вдрызг лимонада,
её не сколол, где не надо.
А после ходят тревожно
и проверяют:
как она намокает,
вписывается ли в пространство,
не лучше ль её – на дачу
себе иль кому-то из близких?
Дороги ведь надо – улучшить?!
«УглУбить» ведь надо реку!
Песка ведь так много надо
На новый бетон для мешалок!
Но, нет... всё не успеть: век человеческий – жалок...
...Где ты, тыква моя!.. Мой огород!..
Мой сад, мои яблоньки, пляжик, песочек!..
Рачки на серебряной отмели!..
Топтун голубой!..
И белая-белая-белая земляника
На розовой горе!..
Друг, зачем ты пришел?
(Встреча Марии Магдалины с воскресшим Христом)
...В это утро, в этот сад
Отлетала душа еженочно
Рыжей бабочкой…
– Друг, зачем ты пришел?
– А я здесь прорежаю шиповник,
Чтоб живой человек и покойник
Оценил бы красоты земли.
– Ты садовник? А где же мой друг?
Мне сказали, он спит без отрады
За печальной белесой оградой,
Где ещё ничего нет вокруг.
Может, ты тело спрятал, злодей,
И ждешь выкупа с бедной сиротки?
– Вот: смотри: это раны гвоздей!
Как садовник, «беру» только водкой...
– Ты – воскрес?! Так уйдем! Будем жить!
Будем тихо возделывать зелень!
– Мне пора... Все плану, поверь мне.
Мне – к Отцу. Я ни разу не виделся с ним.
Ты ступай, мой любимый цветок,
Моя девочка, радость моя,
Ждут апостолы где-то тебя.
От меня им – завет и поклон.
– Поломают они все цветы!
Диким птицам не петь на ветвях!
– К переменам готовься и ты:
Время «кали» нисходит в сады...
Светлое Воскресенье. 04.00.
Пока мы шли с заутрени домой,
У дома на краю микрорайона
Свистал соловушка наивно и влюблёно,
Контент озвучивая свой.
Он, бедолага, и не знал,
Что новые грядут морозы,
Не ведал ядерной угрозы
И то, что бздят америкозы
На Русь святую, – не читал.
(У соловья нет интернета,
Поэтому «забъем» на это).
Он также не читал стихов
На сайтах про дороги наши,
Но слышал от своей мамаши,
что пыль есть смерть для червяков.
И, возвращаясь в отчий дом
Из Африки, где пыли – много,
Благословлял всем существом
Ту, что пылит – во имя Бога!
Ту, что и звон колоколов
Не в силах вытравить из быта!..
…Но нервной полицейской битой
Был сбит до третьих петухов.
«Встань, Лазарь!»
(Для оптимизма, флешбэк Лазоревой субботы)
Светло-светло... Уже пропел петух!
Кто смог, ушел от стен иерусалимских.
Но смертный камень охлаждает дух
И смертный саван стягивает мысли.
Кто воет в голос в этой тишине, –
себе на голову сбирает гнев господень.
Не надо плакать! Мы не на войне.
Мы так решили: воскресать сегодня.
Встань, Лазарь, встань!
Пойдем отсюда вон!
На новые прекрасные победы,
В зеленые поля, в сады и на обеды,
К прекрасным девушкам знакомиться пойдем!
Встань, Лазарь, встань!
Срывай свои бинты!
Нам некогда копаться в прошлых ранах,
Пускай у каждого второго из кармана
Вопят медяшки голосом нужды!
Мой друг, мой брат и брат моих друзей,
Нам хватит сил шагнуть из мертвой бездны.
Дай руку! Прочь
откинем дверь подъезда!
Мне все равно, что ты не назорей!
Нам хватит сил, объединяясь в луче,
Откинуть тяжкий камень приворотный,
И, закисая в собственной моче,
До смерти испугать кого угодно!
Встань, Лазарь, встань! Срывай свои бинты!
Нам некогда копаться в прошлых ранах,
Нас никогда не впишут в ветераны!
Мы навсегда останемся должны!
Пускай ушли все, кто оплакал нас,
Пускай пролился ливень над Голгофой,
Дороги развезло, – а ты вставай,
Пора внедряться в новую эпоху!
Там впереди, в лазоревой дали,
Нас ждут Сократ, Коперник и Ландау!
Пока Эос (заря) меняет покрывало,
Встань, Лазарь, встань!
Умойся и – пошли!
