«ЗАГАДКИ»
Двери лифта распахнулись, выпуская крохотную бабулю – мою соседку сверху.
Добрый день, - приветствовал я Веру Ильиничну.
Старая женщина была мне симпатична. Чистенькая, аккуратненькая, всегда во всевозможных, невероятно идущих ей шляпках, вера Ильинична поражала своей интеллигентностью, черпающейся, несомненно, из колодца какого-нибудь старинного дворянского рода. Она будто излучала некое сияние, а в лифте после нее всегда оставался еле уловимый запах фиалок.
Рада вас видеть, молодой человек, - Вера Ильинична обнажила ровную полоску вставных зубов. – Как дела на бирже? Что продается-покупается? Каков курс доллара на торгах международного валютного банка?
Я рассмеялся. Вера Ильинична принадлежала к тому типу людей, чьей памяти, особенно в таком далеко не юном возрасте, можно было позавидовать. Она знала поименно всех жильцов нашего дома, кто и чем из них занимается, но… так же беспощадно путала нас, вызывая у кого улыбку, а у кого и раздражение.
Увидев мою реакцию, старушка махнула рукой и тоже рассмеялась:
Ну конечно! – она достала крохотный кружевной платочек и вытерла слезинки, вызванные смехом. – Снова я опростоволосилась. Бизнесмен-то у нас Олег, он н а д о м н о й живет. А вы – Алеша, журналист, который пишет про преступников всяких. Верно?
Верно.
Старушка тихонько рассмеялась.
Цены растут, а маразм крепчает, - заключила она.
Грех вам жаловаться на память, Вера Ильинична.
Спасибо, молодой человек, - и тут же для поддержания разговора. – Ну и как у нас дела с преступностью? Раз уж ничего не знаете про дела на бирже. Новый Оноприенко не появился?
Да все в порядке с преступностью, - я распахнул перед старушкой дверь парадного. – Продолжает цвести буйным цветом, давая тем самым работу для правоохранительных органов и для нас.
Вера Ильинична тяжело вздохнула.
Мир обречен, - изрекла она и поджала накрашенные бледной помадой губы.
Затем выражение безысходности на ее морщинистом лице разгладилось, Вера Ильинична улыбнулась мне.
Спасибо, молодой человек, - произнесла она, имея в виду, наверное, то, что я помог ее спуститься по ступенькам.
Всегда рад услужить, - пролепетал я что-то несуразное, но достаточно, на мой взгляд, старомодное, чтобы понравиться пожилой женщине.
А знаете, - старушка вдруг доверительно взяла меня под руку и взглянула снизу вверх прямо в глаза, - она очень замечательная. Жаль, Иван Григорьевич о ней ничего не рассказывал. Очень миленькая, очень. И если ваши намерения, Алеша, достаточно серьезны, это настоящая удача.
Я ничего не понимал.
Вы о Даше? Моей соседке?
Чудное имя. И так ей подходит. Чья она дочка? Может, Машеньки? Ведь у той две девочки. Как жаль, что я не могу ее вспомнить. Никак не могу. Маша с мужем уже лет двадцать, как уехали из Киева. Кажется, на север. Вроде бы в Тюмень. Или Уренгой?
Я согласно кивнул, хотя понятия об этом не имел.
Уверена, я видела эту девушку раньше. На фотографиях. Когда Эвелина еще была жива, Царство ей Небесное, я частенько бывала у Прокофьевых.
Неприятный холодок пробежал у меня по спине.
Вы хотите сказать… вы… - от волнения я не находил слов. – Даша – внучка профессора?
Старушка часто-часто заморгала.
А разве нет? – спросила она так, будто только что рухнули все ее самые светлые надежды. – Разве нет? Позвольте, - махнула она рукой. – Все правильно. Иван Григорьевич уехал на юг по приглашению своих друзей, то ли из Болгарии, то ли из Румынии. Конечно, ему просто необходимо отдохнуть. Уехал на неопределенное время, потому и Карло взял с собой. Потрясающая собака, правда?
Правда.
А я помню ее щенком! – старушка захлопала в ладоши.
Скажите, Вера Ильинична, - я чувствовал себя так нелепо, как не чувствовал еще никогда, - а профессор Прокофьев вам сам сказал о том, что уезжает?
Вот в чем неприятность-то заключается, - старушка перешла на шепот, - он даже не попрощался. Представляете? Я на днях случайно зашла к нему. Ну, вообще-то не совсем случайно. Книгу отдать хотела. Марсель пруст, знаете ли. А дверь открыла она, Даша. Я даже опешила немного. А потом все выяснилось. Даша специально приехала из Москвы, где учится. Посмотреть за квартирой. Вы же знаете, что у Ивана Григорьевича в а з ы, - слово «вазы» она произнесла таким тоном, будто я обязан был это знать.
Простите? – я улыбнулся.
Но как же? Вазы династии Минь. Две редчайшие вазы.
«Ц в е т ы п о с т а в ь в в а з у, к о т о р у ю п о д а р и л С е р г е й», - пронеслось в голове.
… Даша очень милая. Напоила меня чаем.
Да-да, конечно, - пробормотал я.
Ой! - спохватилась старушка. – Заболталась я совсем. Теперь получу по первое число от Галины Федоровны. Она, небось, уже устала меня ждать. Мы гуляем, - объяснила мне она, - в скверике, тут неподалеку.
Когда я зашел в квартиру, Великая Обманщица возлежала в бассейне. На звук моих шагов она обернулась. В моей душе тот час же наступил отлив: такой обезоруживающе была ее улыбка.
З а ч е м о н а м н е с о л г а л а?
Милый, ты вернулся? Ты все купил? Не забыл майонез?
Я не знал, что делать. Нужно ли ей говорить о том, что я обо всем знаю?
Я принесла из дома купальник и солярий. Ты не прочь позагорать?
И з д о м а…
А что, разве для этого нужен купальник? – я приблизился к девушке.
З а ч е м?
Конечно, я могу загорать и обнаженной. Но… с условием, что и на тебе также ничего не будет, - проворковала обманщица.
Нательный крест можно хотя бы оставить? – спросил я, расстегивая брюки.
В к о н ц е к о н ц о в, э т о е е д е л о…
Да, ты знаешь, я его нашла!
Тут я заметил зеленого. Мирно покачивающегося на волнах.
«В следующий раз я пропущу тебя через мясорубку» - твердо решил я.
… Дурная привычка – курить в постели.
Согласен, - пробормотал я и стряхнул пепел куда-то на пол
Мало того, это неприятно для моего обоняния.
Я ничего не ответил, только выпустил дым.
… и потом, если постель загорится, - на сдавалась Даша.
Мы плескались в нашем океане до тех пор, пока вечер не набросился на нас, словно синий голодный тигр и не загнал в постель. Вот там-то меня и поджидала апатия. Я ушел глубоко в себя, спустился вниз по скрипучим ступеням души, и все попытки Даши вытащить меня из темного колодца или спуститься ко мне, не имели смысла. Уж кого-кого, а ее-то я пока не спешил пустить в душу. Пока не развеется туман. Пока не станет ясно. Одним словом, я был отрешен от всего, словно тибетский монах.
«Может, просто взять и спросить у нее?» - возникла мысль.
Затем она смешалась с клубом табачного дыма и стала совсем незначительной для меня.
… и вообще, табачный дым, - услышал я, - вреден. Вместо того, чтобы лежать и дымить, словно пароходная труба, пошел бы и приготовил бутерброд своей девушке.
На этом пришлось закончить самосозерцание и двинуть на кухню. По дороге я пытался убедить себя в том, что если бы не был сам голоден, ни за что бы ни поддался на уговоры обманщицы.
Утром я нисколько не был удивлен, узнав, что она уезжает. К чему-то подобному я был уже готов.
Смотаюсь к своим в Фастов на пару деньков, ладно?
Даша сидела на кровати и рассеянно собирала сумку.
Что-то случилось? Мне было больно на это смотреть.
Да, нездоровится маме, - она виновато опустила глаза. В душе Даша, видно, была благодарна мне за то, что я сам подсказал ей причину.
А в моей душе только замертво грохнулась последняя надежда.
Снова ложь. Жаль, что моя очаровательная обманщица ничего не знала о нашем с верой Ильиничной разговоре. В этом случае она, как минимум, собиралась бы в Тюмень, а не в Фастов. «Приехала из Москвы, посмотреть за вазами», - так, кажется? «Чья она дочь? Может, Машеньки?»
Твою маму зовут Машей? - вырвалось у меня.
Она замерла, словно мышка в ожидании броска коршуна.
С чего ты взял? – услышал я ее взволнованный голос. – Мою маму зовут Софьей Александровной. Но почему ты спросил?
Я постарался, чтобы улыбка вышла настоящей. Даже обнял и поцеловал.
Просто ты Даша, а мама у тебя должна быть Машей.
Она рассмеялась.
А бабушка – Глашей?
Я видел, какой огромный камень свалился только что с ее хрупких плеч.
Значит, ты в Фастов? – спросил я, как ни в чем не бывало. – Чего ты будешь трястись в электричке, давай я возьму машину и съезжу с тобой. Заодно представишь своим.
Вновь тревожные огоньки замерцали в ее серых глазах.
Я… - она замялась. Не находя, что сказать. – Я думаю, что это не самое лучшее решение. Слишком рано. И еще…
Я замер. Готовый услышать все, что угодно, кроме правды.
И не ошибся.
Думаю, Алеша, нам нужно некоторое время побыть врозь. Слишком уж стремительно у нас все получается. Я боюсь. Что также стремительно может и закончиться. Ты позволишь мне немного подумать?
Ну, разумеется! – я заключил ее в объятия, а у самого разрывалось сердце. – Только с условием.
С каким же? – она улыбнулась и крепче прижалась ко мне.
Думай, пожалуйста, не дольше трех дней.
Она поцеловала меня так нежно, что я на миг забыл обо всем на свете.
А можно по приезду я познакомлю тебя с родителями? Они сейчас обзавелись собственными семьями, но, в общем-то, оба – неплохие ребята.
��� Я давно этого хочу, - прозвучало почти без фальши.
Ну вот и чудно. Да, кстати, у тебя в Фастове есть телефон?
Нет, - она опустила глаза.
Значит, ты сама мне будешь звонить. Вечерами я дома.
Ой, ли! И совсем один? – рассмеялась Даша.
Как перст.
Крокодильчик проследит и доложит, как ты себя вел в мое отсутствие
Я схватился за голову:
Только не это! Лучше забери его с собой. Свежий воздух будет ему полезен.
Ни за что! – она чмокнула меня в щеку. – Пошли, я накормлю тебя завтраком, пока я еще здесь.
П о к а я е щ е з д е с ь…
Чтобы не взвыть, я решил выпить крепкого кофе.
Проводить тебя до вокзала? – спросил я, разливая напиток по чашкам.
Нет, - слишком быстро отказалась Даша. И тут же нашлась: - Я еще в аптеку хочу зайти. Купить всякие женские штучки.
Я не стал настаивать.
Спустя час после того, как за ней закрылась дверь, я поднялся наверх.
Иду, иду, - послышалось на мой звонок.
Вера Ильинична возникла передо мной в атласном халате и просто умопомрачительном чепце.
Алеша! Какой сюрприз! – она захлопала в ладоши, - Немедленно проходите, я угощу вас настоящим «Липтоном», не из пакетика.
Я на минутку, Вера Ильинична…
Старушка схватила меня за руку и затащила в квартиру.
Пришлось войти.
Здесь все дышало стариной. Старинный комод, уже вероятно, отпраздновавший столетие, огромный овал зеркала в позеленевшей бронзовой раме, статуэтки пастушек и ангелов на маленьком столике. И книги. Книги, книги везде: на стеллажах и полках, в шкафу и на стареньком телевизоре. Никогда еще не видел такого количества книг.
Абсолютная чистота, и как непременный атрибут – еле уловимый запах фиалок.
Ну-с, молодой человек, присаживайтесь пока на софу, а я тем временем пойду поставлю чайник. Вам покрепче заварить?
Да нет, не очень.
Ну, как знаете, - улыбнулась пожилая Женина.
Спустя две чашки превосходного чая и двадцать минут светской беседы Вера Ильинична сама спросила:
Ну, Алеша, а теперь я вас слушаю. Вы ведь не здоровье мое пришли обсуждать. Так ведь?
Мне сделалось стыдно.
Итак, я вас слушаю, - старушка участливо склонила голову на бок. – Что вам понадобилось от такой старой вешалки, как я?
Действительно, - краснея, пробормотал я, - у меня к вам есть совсем необычный или даже не совсем обычный вопрос. Скажите, Вера Ильинична, с к о л ь к о у профессора Прокофьева детей?
Да, действительно, странный вопрос, - Вера Ильинична внимательно на меня посмотрела. – Я даже не спрашиваю, зачем вам это. Двое. Маша и сын Валентин.
Валентин… - я чувствовал, что сейчас падет какая-то завеса. Но какая, и что за ней – не знал.
Да, - непонимающе пожала плечами старушка. – младший брат Маши. Ему только двадцать семь, а он уже кандидат наук. очень талантливый, в отца.
У меня даже в животе похолодело, будто я не горячий чай пил, а грыз сосульки.
А… он женат?
Вера Ильинична, кажется, уже привыкла к моим нелепым вопросам.
Нет. И я даже могу сказать почему.
Почему же? – я вспотел и совсем не от чая.
Хочу верить, что сейчас разговариваю не с журналистом, а с честным и порядочным человеком, простите за невольное оскорбление.
Да ради Бога! – улыбнулся я.
Понимаете, Алеша, Валик не может жениться, потому что… - старушка понизила голос и густо покраснела, - потому что… он не любит женщин!
Не любит женщин?
А совсем наоборот! – и она покраснела еще больше.
*
Я сидел без света, курил, пил коньяк и думал о том, что знаю о девушке, которая еще совсем недавно была со мной крайне мало.
Я знал, что зовут ее Дашей. Но кто поручится, что так оно и есть? Что живет она в 87-й («мы поменялись с Прокофьевыми»). Она даже не знала, что Иван Григорьевич вот уже скоро год, как живет один.
Что у нее много друзей (Нужно срочно позвонить Сергею).
Что ее любимый цвет – белый, и что в постели ей нет равных.
Что сейчас она в Фастове у родных (Но как это проверить?).
Что она никакого отношения не имеет к семье Прокофьевых (к чему же тогда эта ложь соседке?)
Как видно, я знал о Даше совсем не много, и большее из того, что я о ней знал, было ложью.
Что я о ней не знал?
Я не знал фамилии.
Я не знал, где она работает (просто непростительно с моей стороны).
Наконец, я не знал, какую игру она затеяла, и какая роль отведена в этой игре мне.
Тлела очередная сигарета, коньяк приятно согревал внутренности, а в голове была самая настоящая манная каша. Новое звено в цепи моих загадок. Даша. Новая возможность сойти с ума от неизвестности.
