Нигде нет жизни никакой,
Лишь солнце, тени и покой.
Коснувшись голых скал рукой,
Лишайник вижу у камней,
А в ярде — лента у корней,
Полоски жёлтые на ней.
Он там, в расселине! Шагнуть
Подальше, корни отогнуть,
Его на палке изогнуть!
Как ты изящен в этот миг!
Трещащий ужас напрямик
Волнуя всё — везде проник.
Звук, словно от костей сухих
В Долине смерти! Среди пихт
Шум крыльев саранчи утих.
Журавль, у звука в кабале,
Как сбитый пулей, по земле
Ползёт на сломанном крыле.
Зайчонок встал, губой дрожа,
Ошеломлённый, чуть дыша,
Трясётся, в пятках вся душа.
Стоп, старина! Уже здесь нет
Моей ноги, не мучай вслед
Мир звуком злобных кастаньет!
Сдержать ты можешь гребень свой;
Удар рассчитан роковой, —
Ты без него не горд собой.
Но стой! Не зачарует взгляд
Из щелей глаз твоих, то ад
Огни метает, говорят!
Надменен ты, но прост и смел,
Нести всем беды твой удел,
Ты проклят — кровью охладел;
И потому под солнцем, наг,
На скалах ты, или же очаг
Наш выбрав, лишь густеет мрак,
В золе нагретой весь блажен;
Гость молчаливый этих стен,
Ты ищешь, грустный, у пламен,
Как нищий кружку молока,
И жизнь спартанская пока
Тебе без грабежа близка.
Ты! Слава чья — скользить меж трав
С горящим языком, избрав
Живое для своих забав;
Когда бегут все твари вспять,
И всё закончено — опять
На солнце просишь полежать!
