Светел месяц, красное ли солнце —
Всё едино. В каменном подвале
Ни луча с небес высоких, ясных,
Ни дыханья воздуха живого.
Как в могиле, в каменной темнице
Заперт пленник, словно похоронен,
Гордый сокол — крылья перебиты,
Но и твёрд, и ввысь взлетает голос:
"Не беда, что жизнь мою отнимут —
Каждый смертен, каждый умирает.
Лёг бы в землю я под липой белой
И все силы, что во мне остались,
Отдал лету — пышному цветенью.
От любви, что лишь хотел растратить,
Соловей запел бы чище, слаще,
И моя любимая, услышав,
На ночь бы осталась да под липой
До рассвета песней утешалась.
Но гремят шаги над головою —
То идут железными когтями
Растерзать, измучить без пощады
И забрать моё живое сердце,
Чтобы билось, билось-тосковало
Во груди поганой басурманской.
Ей, услышь меня, святой Егорий!
Если всё случится, как страшусь я,
Проскачи по синему по морю,
По пескам и жёлтым, и горячим,
Из груди чужой копьём исторгни
И отдай, до света воротившись,
Ты моей родимой безутешной
Сердце чисто мученика-сына".
