Ты мне сказал – ору,
А я тебе – чего орать то.
Ты не товарищ и не друг,
И я не сват, не батя твой.
Родился в муках первый мем.
Бурлило молодое межсезонье,
Я выкинул свой плеер панасоник,
Но не нашёл ему замен.
Что есть культура,
Надпись на картинке?
Или игривое ХАХА?
Не назови товарища придурком,
А бабу дурой,
Ведь сеть – просторный храм.
Входя – снимай ботинки.
Шёл сорок третий мем.
Пылало нотрдамово, ядрёно.
Алели пламенем во тьме
Изображения-знамёна.
Прекрасно помню, ты спросил когда-то
На шестьдесят четвёртом. А ты с кем?
Судьбой определён текстовиком-солдатом
В лидокаиновой тоске.
Потом ты стал товарищем, но швалью.
Всё пропадаешь и молчишь, а я переживаю.
Причины – отговорки, а заходят только веские.
Ты понимаешь, поделиться хочется, но не с кем.
Ты понимаешь… а, неважно.
Я стал глупцом
Наивным и зависимым.
Бумажное, экранное лицо
Мне говорит – хорош страдать, займи себя.
Достаточно тонуть в инфопространстве,
Безмерном омуте каналов,
Ведь если по-простому разобраться,
И бесконечной ленты будет мало.
Шёл двести двадцать третий,
И мы смеялись радостно, как дети.
Я успокоился, так не трясёт уже посудину,
Чуть меньше стал стесняться чувств,
И постепенно жить с тобой учусь
Через экранное стекло, хотя, по сути, нам
До друга добежать недалеко.
Но слово, второпях закинутое в чат,
Всегда служить будет оковами.
Депрессия. Принятие. Печаль.
Шестьсот двадцатый ты отправил мне намедни,
Отправил и пропал.
Шестьсот двадцатый – предпоследний.
Куда тебя ведёт тропа,
И на кого меня покинул?
Судьбина бьёт бесчестно в спину?
Я может всё придумал, кто же знает,
А вдруг не существует слова дружба?
В постели окопался и со снами
Лежу и чуда жду во всеоружии.
Хотел прожить, не зная сладостной печали,
В пустой, цветастой кутерьме.
Увы. И в личку шлю прощальный,
Душевный, самый лучший мем.
Наверное, распорядилась так судьба.
Хватаю револьвер бессмысленно-бумажный,
Как Якубович со всех сил вращаю барабан
И всё в бордовый разукрашиваю.
Не врут – смешные нынче мемы.
Не врут – ситуации страшные.
