Письмо Гермине

Дорогая Гермина!

Конечно, я твёрдо знаю,

что останусь до самых последних минут глупцом –

что скрывать?

Потому и к попутным ветрам всегда я

поворачиваюсь огрубевшим за век лицом.

Потому и лицо, как нелепый закон, сурово,

оттого и на сердце ложатся крестом стежки,

и печальны глаза, и свисают под ними снова

одноместные спальные чуть с синевой мешки.

В них – спиртное и боль…

И, клянусь, что надрал бы уши

я тому, кто придумал всё в мире паскудно так,

что в Москве заводные куранты не бьют баклуши

и всё чаще и чаще горчит грешных дел табак;

что приходится (о, времена!) быть, как все, беспечным,

в роковые минуты, когда не одна беда

надвигается гулкими рельсами с каждым встречным

пролетающим скорым.

И зря, может быть, тогда

не закончив игру, второпях я бегу за мелом,

и рисую круги, ограждая пи эр квадрат?

Что с того, что ружьё в первом акте всегда висело,

я по новой расставлю фигуры.

Мечтой богат,

я без смеха живу…

А во всём виноват великий

композитор, что в руки вложил злополучный нож!

В зеркалах отражается волк…

беспощадный...

дикий…

видит бог, не хотел я…

не знаю – простишь?..

поймёшь?..