Вот послушайте, какая история приключилась.
Когда — не знаем, в каких краях — не ведаем, а только так в точности и было, как мы вам расскажем.
А вы уж сами прикиньте, что к чему.
Так вот, жил в своём княжестве вельможный князь.
Не велико было его княжество, да и сам он росточком не вышел.
Зато гордости в нём да спеси на десятерых бы хватило.
И всё он старался перехитрить самого себя и другим пыль в глаза пустить.
Туфли носил на высоких золочёных каблуках, чтобы повыше казаться.
Чтобы выглядеть поважнее, пышную длинную мантию с плеч не снимал.
С княжеской короной расставался, только когда спать уляжется да свечу задует.
Нрава князь был крутого: чуть что не по нём — уже и разгневается.
Придворные — те, ясное дело, угождать ему старались, да не всё на свете у него в подчинении находилось.
Ну, он и сердился с утра до ночи и с ночи до утра.
То солнце слишком ярко светит, то ночь темна — хоть глаз выколи.
А уж тут ни мудрецы, ни придворные помочь не могли.
Вот надел он однажды новую мантию и отправился на прогулку в свой дворцовый сад.
А княжеская мантия — не простая одежда: вся в складках да сборках, полы по земле волочатся, в ней и сидеть-то неудобно, не то что разгуливать.
Зато кто ни взглянет, сразу поймёт: не простолюдин какой-нибудь перед ним — сам князь прохаживаться изволит.
Идёт князь по дорожке, посыпанной песочком, атлас на его мантии так и переливается, самоцветы в короне огнём горят.
Доволен князь новым нарядом, а ещё больше — самим собой в новом наряде.
В конце сада стоял старый дуб — могучий ствол впятером не обхватить, подперто дерево толстыми корнями, что глубоко в землю вросли, корявые ветви во все стороны раскинулись.
Князь остановился перед дубом и сказал:
— Вот так дерево!
Среди всех деревьев князь.
Мне подстать.
Тут он разглядел в густой листве дуба золотистые жёлуди.
— Это ещё что такое?! — закричал князь и обернулся к придворным, которые следовали за ним на цыпочках.
Придворные, разумеется, знали, что это такое на дубе растёт, но на всякий случай кликнули старика садовника.
Если князь изволит гневаться, пусть гневается на него.
— Чему же на дубе и расти, как не желудям, — сказал садовник, — жёлуди — это жёлуди, твоя ясновельможная светлость.
— Ты меня не учи! — топнул ногой князь. — Сам вижу, что жёлуди.
А ты скажи, почему они маленькие?
Разве пристало такому огромному дереву рождать такую мелочь?
Изменить!
Переделать.
Пусть будут величиной с тыкву.
— Ничего у нас с тобой, пан князь, не выйдет, — покачал головой старик садовник. — Не в моих силах это сделать.
А если бы и удалось такое, сам рассуди, разве удержится тыква на весу на тоненькой ножке?
Тыква, ровно поросёнок, любит одним бочком на мягкой земле лежать, другой бочок солнышку подставлять, так что, твоя княжеская светлость, хоть гневайся, хоть не гневайся, а как растёт, так оно всё и будет расти.
— А я приказываю… — начал было князь.
Но тут с ветки дуба заверещала сорока, а с другой ветки ворона каркнула.
Князю показалось, будто они над ним смеются.
— Разогнать сейчас же! — закричал он и, позабыв о своём величии, путаясь в мантии, побежал назад к замку.
И надо же такому случиться, чтоб сверху на тонкой паутинке прямо на щёку князю спустился паучок.
— Истребить! — взвизгнул князь. — Всех до одного!
Во всём княжестве! — И побежал дальше.
Но тут кто-то предерзкий схватил его за мантию.
Князь даже задохнулся от гнева.
— Кто?
Что?
Кто смеет?
А это был обыкновенный куст роз.
Мантия у князя на бегу так и развевалась, и немудрено, что край её зацепился за острые шипы.
Старик садовник спокойно подошёл к кусту и освободил полу мантии.
Князь, не помня себя от гнева, кричал во весь голос:
— Вырубить!
Выкорчевать!
Сжечь!
Тут подскочили придворные и вырвали с корнем чудесный куст, весь усеянный цветущими розами.
Красный от злости вернулся князь в свой дворец.
Едва он ступил в зал, как ему доложили: из соседнего княжества прибыл гонец с дружеским приветом и подарками.
— Позвать! — велел князь.
Вошёл гонец, а за ним слуга с большим ларцом.
Князь очень любил подарки.
Он сразу успокоился и приказал открыть ларец.
И что бы, вы думали, было в этом ларце?
Розы.
Да такой невиданной красоты, что все придворные тихо ахнули.
Верно, садовник соседа немало потрудился, чтобы вывести такое диво.
Только не ко времени пришёлся подарок.
А тут ещё, как на грех, из середины букета полез по листочку длинноногий паучишка.
Князь, увидев розы и паучка, весь затрясся.
— Никому не позволю издеваться надо мной!..
— Ваша светлость, — залепетал растерянный гонец, — эти розы мой ясновельможный князь послал вам с самыми дружескими чувствами..
— Какая дружба?!
Война!
Объявляю твоему князю войну!
И немедленно!
С сегодняшнего дня, с этой минуты!
Собрал князь войско, какое нашлось под рукой, вскочил на коня и отправился войной на соседа.
Но не было ему счастья в этом походе.
В первом же сражении войско его было разбито.
Солдаты разбежались, и сам князь должен был спасаться бегством.
Один-одинёшенек, без свиты, без телохранителей, он гнал своего коня по полю.
А за ним, звеня саблями, неслась погоня.
Негде укрыться, негде спрятаться.
Не миновать князю позорного плена!
Но вот впереди завиднелся лес.
Князь доскакал до леса, спрыгнул с коня и пустился петлять меж деревьев и кустов, словно заяц, за которым гонятся собаки.
Только у зайца ноги бегать привыкли, а наш князь сроду не бегал.
Устал он, запыхался.
Добежал князь до ручейка, что журчал у корней дуба, напился студёной воды и прислушался: тихо кругом — видно, отстала погоня.
Прилёг он передохнуть малость.
Хорошо, оказывается, на зелёном мху лежать, мягко, и солнышко славно пригревает.
Князь и не заметил, как уснул.
Спал он недолго.
Разбудила его сорока.
Уселась на сучок, верещит во всю глотку.
Вскочил князь.
И вовремя!
По всему лесу перекликаются голоса вражеских солдат — верно, его ищут.
Опять надо бежать, где-то прятаться.
Спасибо, сорока предупредила!
Тут с дуба сорвался жёлудь и стукнул князя по носу.
Мотнул князь головой — и досадно ему и смешно.
Хорош бы я был, если б этот жёлудь оказался с тыкву величиной!»
А голоса всё ближе.
Снова бежит князь.
Добежал до зарослей шиповника.
Колючие ветки переплелись друг с другом, а в самой гущине что-то чернеет.
Пригляделся князь — яма.
Или брошенная нора какого-то зверя.
Вот где спрячусь!» — подумал князь и полез на карачках прямо через колючки.
Руки ободрал, всё лицо в царапинах, а добрался-таки до норы.
Хорошая нора, глубокая.
Тесновато, правда, да это и к лучшему.
Затаился князь, лежит, не шелохнётся.
Вдруг вылез откуда-то большой пузатый паук.
Князя так и передёрнуло.
А паук делом занялся: плетёт и плетёт свою сеть… Весь вход в нору заплёл.
Только кончил работу паук и засел в самой середине паутины в ожидании добычи, как вот она, погоня, тут как тут.
— Да не провалился же он сквозь землю! — говорит один солдат.
— Сквозь землю-то, ясное дело, не провалился, — второй отвечает. — А вот там среди шиповника вроде нора чернеется.
Не заполз ли он туда?
А ты сам слазай да посмотри, если колючек не боишься, — засмеялся первый.
Князь так и похолодел.
Конец мне!» — подумал.
— Чурки вы с пуговицами вместо глаз! — раздался третий голос. — Филины слепые.
Не видите, что ли: весь вход в нору паутиной заткан.
Сквозь эту паутину муха не пролетит, не то что князь.
Пошли дальше!
Посмеялись солдаты, зашагали в другую сторону.
Князь лежит, вздохнуть боится — вдруг передумают, назад повернут.
Вот и солнце зашло, смеркаться начало.
Хоть бы ночь потемнее выдалась!» — просит князь.
Дождался ночи, полез из ямы.
Осторожно лезет, чтобы не раздавить паука.
Ведь тот его спас, от беды уберёг.
Крадётся князь по лесу, засады остерегается.
Да, видно, надоело солдатам за ним гоняться.
Пусто, тихо в лесу.
Выбрался из лесу, перешёл поле, оказался в своём княжестве.
С той поры князя не узнать стало.
Всё ему ладно: и солнышко мило, и темень в радость.
Даже паутину не велит слугам сметать по углам.
И старик садовник доволен.
Весь сад розовыми кустами засадил, очень уж он любил розы.
Пришлось князю перед прогулками мантию дома оставлять.
Ну, а с войной как же?
С соседом?
Помирились они.
Князья — известное дело — тут тебе и поссорятся, тут тебе и помирятся.
Живут по-добрососедски.
Друг другу в подарок букеты роз посылают.
