Да, я городской. Только корни мои там - в деревне.
И вновь созерцая просторы великой страны
Я вижу давно позабывшую пахаря землю
И старые церкви, с которых сорвали кресты.
Я вижу дома, что пустыми проёмами окон
Взирают на мир и на жизнь, что теперь не для них.
И льётся тоска нескончаемым бурным потоком
По миру, что жил, но однажды навеки затих.
На брошенных улицах меж деревянных порядков,
Где раньше гуляли селяне весёлой гурьбой,
Теперь только изредка ветер играет украдкой
Поднявшейся в пояс нескошенной сорной травой.
Забыты деревни; оставлены, брошены сёла.
Дома укрываются в сени раскидистых крон.
И в праздник великий, что в храмах зовётся Престолом
Не будет звучать над полями малиновый звон.
Никто вечерами не выйдет гулять под окошком.
Распахнуты настежь ворота забытых дворов.
Не станет, как прежде, играть-надрываться гармошка,
И снова в полях не заплакать рожкам пастухов.
Природа и время стирают следы человека,
Не будет ни песен, ни плача, ни летней страды.
А скоро, никто и не вспомнит о том, что навеки
Утрачено то, в чем была самобытность страны.
Погосты забыты, давно пересохли колодцы,
Обрушились крыши, поля застилает ковыль.
И шумная жизнь в те места никогда не вернется,
И только лишь ветер поднимет дорожную пыль...
