Здравствуй !
Таня сидела на крылечке — смотрела, как солнце тихонько опускается за озеро, покрытое льдом.
Вдруг идёт школьный учитель, а впереди него бежит незнакомая собачка.
Откуда такая?
Таня таких не видела.
Ростом невеличка, на коротких ножках, уши до полу, хвост культяпочкой.
Сама вся белая, а на спине — чёрные пятна, и на одном глазу пятно, как заплатка.
Увидала Таню — марш-марш к ней на крылечко; села и лапку подаёт: здравствуй, мол!
Учитель подошёл, смеётся:
— Ишь ты, узнала хозяйку!
Твоя ведь теперь эта собачка,
Танюшка: я её из Ленинграда привёз от твоего дяди Пети.
Собачка испанской породы.
Вот и письмо к твоей матери.
Мать вышла на крыльцо, поздоровалась с учителем и прочла.
Дорогая сестра! — писал дядя Петя. — Посылаю тебе собачку, уж не гневись.
Мне в городе её никак нельзя держать: в шестом этаже ведь живу, сам весь день на заводе — вывести погулять её некому.
А собачка больно хорошая, учёная, очень породистая, ласковая.
Твоей Ташке за товарища будет; вещи разные приносить обучена.
А летом приеду — на охоту с ней ходить буду.
Я охотником решил стать.
Вот собачку себе охотничью достал, а к лету соберусь с деньгами — глядишь, и ружьишко себе куплю.
А дичь — всю тебе».
— С какого конца ружьё держать, ещё не знает, — улыбнулась мать, — а уж дичь дарит, чудак человек! — Глянула на собачку и руками всплеснула:
Желанные мои!
Экая уродка бесхвостая!..
Со всей деревни ребятишки сбежались — и ну хохотать:
— Латка!
Латка!
Заплатка!
А соседские Колька и Толька тут же и дразнилку сложили:
Ташка,
Ташка, простота,
У ней собачка без хвоста,
Ухи-то лопатой,
На глазу заплата!
Таня очень обиделась за свою собачку.
Утром Таня ранёшенько вскочила — и в школу бежать.
А одной баретки нет как нет, и куда её с вечера задевала — никак не вспомнит.
— Латка,
Латочка! — кричит. — Ищи бареточку, понимаешь?
Ищи!
Латка одно ухо подняла, другое опустила, сообразила что-то — и нырк под лавку!
— Поняла, поняла! — обрадовалась Таня. — Гляди, мама, сейчас притащит мне Латка бареточку!
И верно: тащит Латка из-под лавки… что это?
Да старое голенище!
— Ай, дурашка! — рассердилась Таня. — Баретку, баретку, я тебе сказала, а не голенище!
Понимаешь?
Ба-рет-ку!
Ищи, ищи!
Латка виль-виль-виль хвостом-культяпочкой — да в дверь!
Минуты не прошло — тащит из чулана… дохлого крысёнка.
И подаёт Тане в руки.
— Фу, гадость! — чуть не плачет Таня. — В крысёнка, что ли, я ногу обувать буду?
Бессовестная какая!
А мать, говорит:
— Зачем напрасно бранишь собачку!
Откуда ей знать, что это такое «баретка»?
В городе такого слова и не слыхали.
Ты покажи ей другую свою бареточку, дай хорошенько понюхать её — вот она и поймёт.
Собаки всё больше носом понимают.
Таня дала понюхать свою баретку Латке, та и поняла: нырк под кровать — и тащит Танин полуботинок.
— Вот умница! — обрадовалась Таня.
Быстренько обулась и побежала в школу.
Пришла весна.
Лёд на озере стаял — и засияла вода, синяя-синяя!
В первый раз побежала Таня со своей Латкой на берег.
Собачонка с разбегу — бух в воду!
Таня кричит:
— Сумасшедшая, куда ты!
Вода ледяная — воспаление лёгких получишь!
Куда там!
Резвится себе в воде, плавает.
Подошли соседские мальчишки Коля и Толя.
Коля наклонился, поднял камень со свой кулак и кричит:
— На,
Латка, на!
Размахнулся да как швырнёт камень в озеро!
Камень — бульк! — и пошли круги по воде.
А Латка — нырк! — и скрылась из глаз.
Таня так и ахнула:
— Утонула моя собачка!
А Латка и не думала тонуть: достала камень со дна, вынырнула, фыркает, плывёт.
Вылезла на берег и подаёт Тане добычу, а у самой весь рот в крови: разорвала об острый камень.
Мальчишки смеются:
— Ай, собачонка — нырок, настоящий водолазик!
Таня очень рассердилась на мальчишек и поскорей увела Латку домой.
В конце лета приехал дядя Петя — в отпуск.
— Ну как, — спрашивает, — собачка испанской породы?
Понравилась?
— Очень хорошая собачка! — отвечают мать и Таня в один голос. — Прямо умница собачка!
— Вот и чудно!
Завтра пойдём с ней на охоту, на озеро.
С этой породой как раз на уток охота.
Я себе и двустволку купил.
Рано утром пришёл учитель, и дядя Петя собрался с ним на охоту.
И Таню с собой позвали — дичь помогать нести.
Идут по берегу озера.
Латка впереди бежит, за ней дядя Петя с двустволкой шагает, за ним учитель с одностволкой, позади всех — Таня.
Вдруг — шырр! — вылетает из камышей утка.
Дядя Петя — бах! бах! — из своей двустволки, учитель — ббах! — из своей одностволки.
А утка летит себе — и скрылась за лесом.
Дядя Петя проводил её глазами, почесал в затылке и говорит:
— Это чирёнок.
Больно маленькая утка.
И мчится как сумасшедшая.
В такую попасть невозможно.
А Латка сразу после выстрелов бросилась в камыши, поплавала там, поплавала — видит, что там убитой утки нет, и вернулась к охотникам.
Зарядили ружья.
Пошли дальше.
Теперь учитель впереди.
Вылетает из камышей большая утка — кряква.
Учитель — ббах!
Дядя Петя — бах! бах!
Утка только ходу наддала и скрылась из глаз.
— Кхм!
Кхм! — откашлялся учитель. — Верно, помирать полетела…
Дядя Петя промолчал, а Латка на этот раз даже не полезла в воду.
Зарядили ружья.
Пошли дальше.
Но сколько ни вылетало из камышей уток, сколько ни бабахали учитель и дядя Петя, птицы улетали целёхоньки.
И каждый раз охотники находили причину, почему дичь не падает.
А Таня шла за ними и улыбалась: радовалась, что утки спасались от выстрелов, живы и здоровы.
Наконец охотники устали и присели отдохнуть.
Таня отошла от них в сторону, выбрала местечко, где камыши отошли от берега, и стала купаться.
А Латка плавала с ней, плавала и заплыла в камыши.
Только вылезла Таня из воды, оделась — плывёт из камышей Латка и держит в зубах… утку.
Вылезла и подаёт Тане в руки.
Таня смотрит: утка живёхонька!
Сама хоть большая, а крылья ещё не отросли, летать не может.
Шлёпунцами таких зовут, потому что они как кинутся удирать, так крыльями по воде — шлёп-шлёп-шлёп! — а подняться в воздух — никак!
Вот Латка в камышах его и поймала.
Таня крикнула дядю Петю.
А Латка уж второго шлёпунца тащит.
Пока охотники «ох!» да «ах!»—шесть утят перетаскала, целый выводок!
— Ох, и пристыдила нас собачонка! — говорит дядя Петя. — Стреляли мы, стреляли — ни одной утки на обед не взяли.
А Латка сплавала — полдюжины обедов принесла.
Да без выстрела.
Вот это так добытчик!
Таня спрашивает:
— Какие-такие «обеды»?
Не дам шлёпунцов убивать!
Мои шлё-пунцы: мне их Латка принесла.
Пускай все у меня и живут!
Охотники видят — делать нечего.
Таня права: её утки.
Поклали всех живыми в мешок, потащили домой.
Ох, и смеху было над охотниками в деревне!
Ваша дробь, — говорят, — только живит дичь!»
Ну да охотнички и сами над собой посмеялись с другими.— Сами видим — не годимся в стрелки.
Мы и ружья решили продать.
Пускай Латка одна за нас на охоту ходит: у неё это лучше получается.
А Таня так всех шестерых утят и выкормила.
Осенью, когда дикие утки собрались в отлёт, им подрезали отросшие крылья — и они остались зимовать в курятнике.
Таня их вволю кормила, и они очень привязались к доброй девочке.
Услышат её голос издали и — квяк! квяк! квяк! — ковыляют к ней навстречу все шестеро, одна за другой — гуськом.
В
Школьники готовились к празднику Седьмое ноября, украшали зелёными ветвями свои классы.
И задержались в школе до поздних сумерек.
Кто близко живёт — тем ничего.
А Тане с соседскими Колей и Толей, второклассниками, три километра домой идти — да лесом, да полями.
А в лесу дорога чёрная-чёрная — размыло дождями.
Мальчики говорят:
— Мы лучше не пойдём — подождём, пока лошадь пришлют.
Дороги нисколько не видать.
Боязно идти.
Ну, а Таня — та смелая!
Когда с ней Латка — ничего не боится.
А Латка от Тани никуда, и в школу вместе ходят; пока Таня в классе,
Латка во дворе играет.
Таня и говорит мальчикам:
— Эх вы, трусишки!
Да ведь моя Латка впереди нас побежит, нам дорогу указывать будет.
Уж не собьётся с пути: она дорогу носом видит.
Уговорила мальчишек.
Вошли они в лес — совсем темно, дороги в потёмках не видно.
А Латка впереди бежит — Латку ребятам видно: мелькает впереди белая Латкина спина.
Белое на чёрном даже в потёмках видно.
Шли так ребята, шли — ночью дорога куда дольше кажется — шлёпали, шлёпали. .
И вдруг повалил снег!
Первый в году снег, а густой-густой, крупными хлопьями — всё кругом закрыл.
И Латка вдруг затявкала, затявкала и умчалась куда-то прочь.
Верно, заяц на дорогу вышел — зайца погнала.
Прошли ребята немного вперёд, чувствуют — под ногами у них неутоптанная земля.
Ещё маленько прошли — на кусты стали натыкаться, на деревья… Дорога совсем куда-то потерялась.
Пошли ребята назад — как, им казалось, только что шли.
Нет дороги.
Взяли вправо — нет дороги, чаща.
Повернули налево, шли, шли — лес будто реже, верхушки деревьев стали видны, а дороги всё равно нет.
Остановились ребята: поняли, что заблудились. .
Мальчишки посопели-посопели — и в рёв!
Тане хуже всех: ведь это она уговорила маленьких Колю и Толю не дожидаться лошади, самим домой идти.
Теперь и поедут за ними — не найдут в лесу, раз уж с дороги сбились.
И Тане одной отвечать.
Таня усадила мальчиков под шатёр большой ели; даже в темноте разобрала, что это ель: здорово колется.
А Коля и Толя в голос ревут, причитают:
— Пропали наши головушки!
Мы на холоду замёрзнем, нас волки-медведи съедят!..
— Цыц, вы! — Таня на них. — Никаких тут волков-медведей сто лет нет — всех повывели.
А самой как раз и вспомнилось: вчера только мать рассказывала, что объявился в лесу за озером медведь.
Тёлку задрал.
Долго ли ему сюда перебежать?..
И ух как страшно самой стало!
Хотела ещё Латку крикнуть — голос перехватило: а ну как вместо Латки да медведь услышит!..
Мальчики замолчали, только всхлипывают.
Слышно в тишине: мягко так падают холодные пушинки на землю, на ветки.
Чуть шебуршит в лесу.
И вдруг послышалось Тане — шум какой-то издали!
Ближе, ближе… Будто баба-яга — костяная нога идёт по дороге, клюкой постукивает.
Ближе, ближе… Цок-цук!
Цок-цук!
Цок!..
Мальчики всхлипывают, ничего не слышат.
А у Тани прямо сердце зашлось от страха.
Хоть бы Латку сюда: она бы носом разобрала, что
На
Между тем в деревне уже хватились Тани и мальчиков: уж ночь, снег повалил, а ребят все нет из школы.
Колхозники живо запрягли лошадь, и Танина мать погнала в школу: думала, ребята еще там.
Въехала в лес.
Стучат лошадиные подковы по мёрзлой земле, дорога снегом покрыта — видна в темноте.
Доехала быстро.
Но школа оказалась закрытой, а сторожиха сказала, что Таня с обоими мальчиками ушла домой ещё в сумерки.
— Не иначе как с дороги сбились, в лесу плутают, — догадалась мать. — Замёрзнут малыши!
И погнала лошадь назад: живей народ собирать — да в лес!
Латка… Таня слушала, замерев от страха.
Но стук копыт бабы-яги — костяной ноги, приблизившись, вдруг стал отдаляться, отдаляться и затих вдали.
Страх отпустил Таню.
И вдруг что-то холодное, мокрое ткнулось Тане в руки: собачий нос!
— Латка,
Латочка! — прошептала Таня. — Собачушка моя!.
И к Тане в один миг вернулась вся её смелость.— А ну, ребятишки, побежали! — весело скомандовала она мальчикам. — Латка нас живо выведет!
И правда: они прошли совсем немножко по всё редевшему лесу — и вышли в поля.
Тут было гораздо светлее.
К тому же и снег перестал падать.
На белом поле хорошо были видны чёрные «заплатки» на боках у бежавшей впереди Латки: чёрное на белом даже в потёмках видно.
Прямиком через поля и добежала Таня с мальчиками до своего дома.
Утки услыхали её из курятника и громко закрякали:
Квяк! квяк! квяк!» А из-за угла улицы раздалось вдруг:
Цок-цук!
Цок-цук!
Цок!» — будто баба-яга — костяная нога идёт, по мёрзлой земле клюкой постукивает.
— Тпру-у! — крикнула мать. — Никак, ты,
Танюша?— Я, я, и с мальчиками!
Нас Латка довела!
Ну, как узнали про всё это ребятишки— сразу зауважали Латку, собачку испанской породы, коротконожку, уши до полу, хвост культяпочкой, сама белая, а по бокам и на глазу — чёрные пятна, как заплатки.
