В кутерьме привокзальных будней,
у подземного перехода,
не заметить его нетрудно,
среди пёстрой толпы народа.
На ступеньке сидел замёрзшей,
на коленях гармонь лежала.
Взгляд растерянный и померкший,
отражающий жизнь вокзала.
Был чеченец, таджик иль может
мужичонка кровей цыганских.
На сухой от мороза коже
проступали следы от пьянства.
На носах продувных ботинок
бубенцы укрепил он скотчем,
чтобы ритм отбивать лезгинок
и восточных мотивов прочих.
Что он может поведать людям
на гармошке, до дыр затёртой.
А вокруг бушевала вьюга,
и судьба разбивалась к чёрту!
Штраус, Верди, Свиридов, Дога…
полились из-под пальцев звуки.
Я сперва ошалел немного,
потянулись к карманам руки.
В хороводе кружились вальсы,
запустив карусель мелодий,
и снежинки летели в танце.
Был я пьян… хоть не пил же вроде.
Опустил виртуозу в шляпу
всю наличность, что нёс с собою.
Но ничтожной была та плата,
чудеса он творил с душою.
И сказал: «Будь здоров, дружище»,
и дорогой пошёл своею.
Краем глаз улыбался нищий,
да вослед бубенцы звенели…
