Как чёрный палач застывает над еретиком,
Как гроздья тоски нависают, и неба не видно,
Как тёмный ноябрь заходит в твой праведный дом,
Так сердце сжимают костлявые руки обиды.
Так злость говорит за тебя и твоим языком,
И разум сжимает в тиски, не давая покоя,
Как будто ребёнок упал и трясётся — ничком,
И рвётся наружу всё самое худшее, злое.
Как будто внутри тебя чёрная бездна гнилья,
Её прорывает, из скважины хлещут фонтаны.
Стоишь. Ужаснувшись. Ведь это не я. Нет. Не я.
Не я накопил, не я не сдержал эти краны.
Как чёрный палач в его старом вонючем плаще
Стоишь, по колено в грязи, озверевший от злости,
Смотря поражённо на кровь на тяжёлой праще,
Сжимая верёвку, сорвавшую кожу до кости.
И вдруг, встрепенувшись, оправившись от пелены,
Ты вновь понимаешь, что сделал своими руками.
Как страшная туча, огромное чувство вины,
Но поздно. Мы сами. Мы все это делаем сами.
