Гаски – на старославянском языке
так назывался обряд свального греха.
Часть 1 Лес
Великий русский лес, он – часть моей души!
Берёза, ель, сосна, они – моя отрада!
Я так люблю бродить в его живой глуши!
А ягоды, грибы - мне тихая награда.
Пришлось мне как-то раз попасть в сосновый бор.
Набрал боровиков, тащился еле-еле.
Тут солнце ночевать ушло за косогор.
Решил и я поспать у лета на постели.
Прекрасна у костра вечерняя пора.
На палочках грибы заманчиво дымятся.
Из лапника шалаш, в огне трещат дрова.
И сумерки вокруг таинственно клубятся.
А воздух-то какой! А тишь! А красота!
Как здорово, что здесь внезапно заблудился!
Налил в стакан сто грамм. Грибочки – вкуснота!
Плеснул ещё чуток и в дрёму погрузился.
Приснилось: дождь идёт, вдали шумит гроза.
Что кто-то тормошит и нос травинкой чешет.
Я с ужасом открыл залипшие глаза.
Увидел рядом пень. Вгляделся - это Леший.
Часть 2 Леший
«Лей в костёр быстрей водичку, -
молвил он, - оставь грибы.
Брось рюкзак, корзину, спички.
Всё. Вперёд на зов судьбы.
Страх отбрось. Не покалечу.
Случай строит нашу жизнь.
Лучше лезь ко мне на плечи.
Только крепче там держись».
Сел я с дрожью. Сжался комом.
Леший – рысью. Ну, лихач!
По болотам, буреломам
он не шёл, а нёсся вскачь
Вдаль деревья расступались,
нервно листьями звеня.
Сучья шустро раздвигались
нежно трогая меня.
Скачем долго. Я сморился.
С краю леса, под холмом,
Леший вдруг остановился
У сосны с большим дуплом.
«Финиш. Хватит прохлаждаться, –
крякнул он, - слезай с меня.
Надо сесть и отдышаться.
Сильно душит беготня».
После влил какой-то влаги
в тонкий ковш из бересты.
Так, по вкусу, вроде браги.
Мы присели под кусты.
«А теперя, дорогуша, -
Леший сузил щели глаз, -
ты внимательно послушай
мой коротенький рассказ».
Часть 3 Закон
Общественная жизнь издревле знает
закон земли, единый для всех лиц,
что День солнцестоянья предваряет
шальная Ночь. Свобода без границ.
И в древности тот день был днём Ярилы –
владыки Солнца, Сущности Живой.
А ночь звалась Купала. Приходила
она с кострами, плясками, гульбой.
Все люди и не люди всласть гуляли
и вместе веселились до зари.
А нечистью нас позже обозвали,
хоть в нас и в вас один огонь горит.
На празднике одно не забывали -
что этот день - единственный, когда
очиститься от скверны позволяли
огонь, трава и чистая вода.
Тебя ведь приглашали в гости как-то
Русалочка, Шишига, Водяной…
И ты им на пиру стал вроде брата,
теперь вот познакомился со мной.
Сейчас в дупло сосны вползём, как дети,
и там вдохнём божественный эфир.
Потом перенесёмся сквозь столетья
в иван-купальный, древнерусский мир.
…Сижу. Изба. В печи горит полено.
Какой-то пёсик рядом с очагом.
На мне портки льняные, по колено.
И больше из одежды – ничего!
Вдруг пёсик прорычал в глухой манере:
«Я – Леший, не узнал меня в таком?
В шальную Ночь деревья, птицы, звери
общаются понятным языком.
Ты тоже говоришь по древнерусски.
Законы знаешь. Ты – один из них.
Теперь пора. Пей в меру. Ешь закуски.
Гуляй, Орешник! Будь и пьян, и лих».
Часть 4 Вечер
Люблю я деревню в сиренях, в бурьяне и в вишне,
где срубные избы не прячут небесный простор.
Люблю за покой, за уют, за напев еле слышный.
За запах навоза, за баньку, за светлый узор.
Иду по дороге. Повсюду красивые люди.
Играют на гуслях. Хохочут, усевшись кружком.
Девчата в рубахах, едва прикрывающих груди.
Мужчины в портках по колено. И все босиком.
На длинных столах – всё, что хочет голодное брюхо:
вот тюря, кутья, вот блины, пироги, толокно.
В кувшины налиты квасЫ, киселя, медовуха.
Ешь-пей до отвала. Ярилой всё это дано.
Везут для костров на телегах дрова и поленья.
Огромную куклу из веток и сена плетут.
Вся в лентах, в цветочных букетах. Одно загляденье!
На игрищах в полночь Купалой её назовут.
Вот парень на белом коне с волосами – куделью.
В руке у него деревянный, большой фаллос-гой.
Он им у костров «отмыкать» будет Женщину-землю,
чтоб та наплодила побольше побегов весной.
Смеркается. Звёздочки вышли. Луна зажелтела.
Девчата пошли на поляну. Мужчины вослед.
Иду вместе с ними. Смеюсь. Подпеваю несмело.
Детишек полно. А вот старых людей почти нет.
Приходим. Костры уж горят. Всюду горки, качели.
Шесты с черепами людей, лошадей и коров.
Стучат барабаны, играют задорно свирели.
У жертвенной плахи привязано стадо козлов.
Часть 5 Полночь
Славяне в эту ночь не спят.
Грядёт Купала – главный праздник.
Гудят рожки. Рога трубят.
Любовь идёт. А с ней - Проказник.
Шум-гам всю тишь похоронил.
Пришло полным-полно народа.
Тут кто-то в било позвонил.
Помчалась лента хоровода!
В копнах распущенных волос
на поле вышли танцовщицы.
И в пляс! До одури! До слёз!
Открыты рты. Безумны лица.
Потом, толпы услышав зов,
Купале кланяясь с любовью,
они зарезали козлов
и всё вокруг полили кровью.
Под звонкий смех, под крепкий квас
кружился праздник в тёплом лете.
Никто не мог зашторить глаз
на этом сказочном банкете.
А вот и страсти яркий лик:
срамные песни, шутки, речи.
"Купанью время!" - слышен крик.
Раздевшись, все рванули к речке.
Я тоже наг. К реке лечу.
А что стесняться в ночь Купалы?
Тут кто-то хлопнул по плечу.
Смотрю, а кто? И речь пропала.
Я видел много разных тел.
Открыта в малый опыт дверца.
Но то, что я сейчас узрел -
мне рассекло на части сердце.
Её в словах не описать.
Богиня, вышедшая с пены:
высокий лоб, фигура, стать
и голос греческой сирены.
"Тебя я выбрала из всех, -
мне тихо молвила девица. -
Хочу с тобой изведать грех,
Купале в ноги поклониться.
Пойдём плясать и песни петь.
Вокруг костров кружить в забавах.
Потом друг друга будем греть
в ночном лесу, в июльских травах".
Я ей кивнул. Я с ней пошёл.
Плясал и прыгал у кострища.
Почти все были голышом.
Свобода! Лето! Красотища!
Пожар любви! Как нервно в нём!
Два сердца сладко рядом бились.
Мы с ней взлетели над огнём,
но… наши руки расцепились.
Пока пускали девки вплавь
свои венки по чистым водам,
я с нимфой, предвкушая кайф,
пошёл в чащобу быстрым ходом.
"Цветёт ли папоротник здесь? -
спросил её я, улыбаясь, -
а может нам в крапиву влезть
и там погреться, кувыркаясь"?
«Любовью ты во мне пророс" -
она пропела голосочком.
И в шею сделала засос
красивым аленьким цветочком.
Но тут из темени лесной
вдруг дядька с рожею звериной.
"Она – моя. Ты здесь чужой", -
сказал он и взмахнул дубиной.
Раздался злобный пёсий рык.
Злодей растаял в круговерти.
А с ним исчез и женский лик.
Так Леший спас меня от смерти.
Чуть позже за'дал я вопрос:
"а кто девица в заварушке?"
"Русалка это, - гавкнул пёс, -
иль не узнал былой подружки?".
Часть 6 Гаски
Пёс повёл меня обратно
вдоль костров на край села.
Домик там стоял опрятный.
Тропка прям к нему вела.
В дверь вхожу. Народ толпится.
Парни, девки. Все хмельны.
Взял кувшин, кваску напиться.
Встал тихонько у стены.
Пять лампад пылают ярко.
Песни, шутки, кавардак.
Дед бренчит на гуcлях жарко.
Видно в деле он - мастак.
Песни очень озорные.
Парни, в ночь отбросив стыд,
девкам жмут места срамные.
Те хохочут. Без обид.
Мне грудастая бабища
щёки стала целовать.
И одна её ручища
вдруг за яйца снизу – хвать!
Вмиг погасли все лампадки.
Визги баб! Бесстыжий смех!
Топот ног. Возня. Припадки.
Вот он сладкий свальный грех!
Крики, вздохи, поцелуи
рвали ночь со всех сторон.
Мялись сиськи, гнулись буи,
царь Разврат воссел на трон!
Вновь лампадки загорелись.
Все вскочили петь-плясать.
Не остыли, не оделись.
Вышел я во двор. Поссать.
Взял воды, ополоснулся.
Вижу - в доме вновь темно.
Только я уж не вернулся.
Всё. Пора домой давно.
Часть 7 Пробуждение
Мне снился странный лес и дивная гроза.
Что рядом дуб стоит и веткой тычет в спину.
Я вяло приоткрыл закисшие глаза.
Увидел свой шалаш, костёр, грибы, корзину.
В деталях вспомнил сон. Пригрезилось в глуши!
Сквозь утренний туман вдали вставало солнце.
Ещё бы подремать. Понежиться в тиши.
Но нет. Пора идти. К борщу. К чайку-цейлонцу.
Красив июльский лес! А дух какой хмельной!
Несу боровики. Кричу: спасибо, лето!
Вдруг справа, в полный рост, встал Леший предо мной.
Я вздрогнул. Пропотел. Вгляделся - да пень это!
Бегу. Спешу домой. Вот лестничный пролёт.
В квартиру захожу. И рухнул в уголочек.
Глаза взошли на лоб. Но зеркало не врёт -
на шее цвёл засос, как аленький цветочек.
