Три портрета с тенями

I

Песня,

которую я не спою,

спит у меня на губах.

Песня,

которую я не спою.

Светлячком зажглась

жимолость в ночи,

и клюют росу

лунные лучи.

Я уснул и услышал мою

песню,

которую я не спою.

В ней — движенья губ

и речной воды.

В ней — часов, во тьму

канувших, следы.

Над извечным днем

свет живой звезды.

Ропот зеленый нетронутой плоти.

Смоква ко мне потянулась в дремоте.

Черной пантерой напруженной тени

ждет она тень моего вдохновенья.

Хочет луна всех собак сосчитать.

Сбилась со счета, считает опять.

— Лавровый нимб мой, зеленый и пряный,

ночью и днем бередит твои раны.

Ты бы и мне всех желанней была,

если б мне сердце другое дала…

…Множась и воплем мне кровь леденя,

смоква надвинулась вдруг на меня.

II

В далях немой белизны —

снег, тубероза и соль —

он растерял свои сны.

Путь голубиным пером

выстелен там, где одна

бродит его белизна.

Мучим мечтою, незряч,

слушает, окаменев,

внутренней дрожи напев.

Тихая ширь белизны.

Там, где прошли его сны,

раны лучится побег.

Тихая ширь белизны.

Соль, тубероза и снег.

Такой увидел тебя

Юна и бездыханна,

ты в раковине ложа

нагим цветком из света

извечного всплывала.

Мир, облаченный в ситец

и тени, сквозь стекло

печально созерцал

твое преображенье.

Юна и бездыханна,

со дна любви всплыла ты.

А волосы терялись

среди простынной пены.

III

Тень моя скользит в реке,

молчаливая, сырая.

Из нее лягушки звезды,

как из сети, выбирают.

Тень мне дарит отражений

неподвижные предметы.

Как комар, идет — огромный,

фиолетового цвета.

Тростниковый свет сверчки

позолотой покрывают,

и, рекою отраженный,

он в груди моей всплывает.

— Мальчик!

В речку свалишься, утонешь!

— Я на дне увидел розу

с речкой маленькой в бутоне.

Погляди! Ты видишь птицу?

Птица! Желтая какая!

Уронил глаза я в воду.

— Боже!

Отойди от края!

— …Роза, я иду…- И волны

детский голос поглотили.

Он исчез. И тут я понял

все. Но выразить — бессилен.