Прядь волос.

Белый халат медсестры обагрился кровью, но не кровью раненых, обычно спасаемых Марией. На этот раз красным пятном вытекала жизнь из самой чудотворительницы, принявшей в себя выстрел, направленный на рядового, удивительным образом похожего на ее погибшего в бою возлюбленного.

Александр склонился над слабеющим телом Марии, и что-то говорил ей, не давая забыться и утонуть в зыбкой тишине, которая одна наполняла мир, а этот частый свист пуль – всего лишь редкие, назойливые, непрошенные гости, тогда как солдаты уверены, что существует лишь свист этих пуль, давно убивших тишину навсегда. Но Мария не слышала солдата, она с нежностью любовалась его худым лицом, а от боли, помутившей разум, была уверена, что это он, Игорь, ее возлюбленный, снова жив. Она дрожащей ладонью провела по его угловатым щекам, уже в полубреду шепча:

- Милый, это ты… Как хорошо, что ты жив. А они утверждают, что ты умер. Я пришла сюда, к тебе… я хотела исправить… быть с тобой, когда это необходимо… и ты… ты жив, я уберегла тебя, как и обещала, помнишь… Ты не поверишь, Леша Казанцов, ну, помнишь, который хотел быть со мной вместо тебя, прислал мне посылку с твоими остриженными волосами, когда я получила уведомление о твоей гибели. И внутри коробки была записка: « Ну что, подох твой Игорь! Неправильно выбрала ты тогда! А я жив. И ты будешь моей! Вот тебе волосы твоего любимого трупа!» Как, как мне было больно тогда! Я дрожащими пальцами сжимала твои прядки и рыдала, рыдала, меня всю трясло, как припадочную,… жизнь просто закончилась для меня тогда. Я часами рыдала на коленях перед этой коробкой, я не спала… молилась, произносила каждую секунду только твое имя…. Игорь, любимый, это ты, живой… твои руки… не отпускай их, всю жизнь буду целовать твои руки. И я прилетела к месту твоей гибели, на войну, на эту чужую землю, где их трижды проклятый воздух давал бы мне чувство, что будто это ты вокруг… везде, в каждой пылинке, в каждом порыве ветра… Везде - ты, среди врагов - ты, в их небе - ты, на их земле - ты… Я землю эту поганую целовала, словно твои ноги, твою широкую спину и твой великий дух. Я раненых лечила, обманывая себя тем, что этим как-то помогаю тебе, что каким-то чудесным образом смогу исправить то, что невозможно изменить… Где, где я была раньше, любимый?! Почему не взял меня с собой, я на коленях тебя умоляла об этом?!

Игорь, почему тебя два? - удивленно спросила Мария после долгого молчания, увидев светоносное существо, склонившееся над ней, тоже Игоря, только в лучах света. – Наверное, я уже совсем помешалась от горя или от радости. Это пройдет, все пройдет. Не думай плохого.

- Машенька, оставь его, это не я. Я никогда не хотел такого финала для тебя, потому и оставил тебя в городе. Теперь же дай мне руку, и пойдем уже домой. Хватит войны, я устал, мы все устали, - сказал светоносный Игорь, взяв Марию за руку. Только лишь он дотронулся до нее, как эта боль в груди прошла, словно и не было никакой пули, а так, приснилось все это.

- Да, Игорь, пойдем домой, - сказала Мария, со светоносным Игорем воспарив к солнцу сквозь клубы дыма и пыли.

Солдат отпустил из своих рук уже бездыханное тело медсестры, закрыл ей глаза, и комок скорби сжался у него в горле. Но мужчины не плачут. Даже когда кто-то умирает вместо них.

- Мы тут не с бабами няньчимся, мы – воюем, - прогремел над ним голос Алексея Казанцова.

- Ты ее знаешь? – с упреком спросил Александр, и лицо его, измазанное пылью и кровью, было так похоже на лицо ненавидимого Игоря, что Казанцов даже на секунду было оторопел.

Алексей взглянул на лик покойной, едва заметно содрогнулся, увидев прядь знакомых волос, зажатых в ее руке, помедлил и сухо и уверенно ответил:

- Нет, в первый раз вижу. Сидела бы в своем госпитале, нет, полезла на поле боя! Нечего здесь бабам делать, нечего!